— Ну-ну, — вздохнула она, слабо улыбнувшись. — Хорошо. А то я грохот-то услышала, ну, пойду, думаю, посмотрю, не иначе как достали они Валерку.

— Да нет, — невесело улыбнулся он, — не успели. Спасибо вам, тетя Стеша. Без вас и без Полины я не справился бы ни с похоронами, ни с поминками.

— Ну, ну, — вздохнула она. — Не стоит. Дело такое. Святое дело помянуть. А то как же…

— Тетя Стеша, — Валерка достал из кармана деньги, вложил их в сухонькую старушечью руку, — это вам.

— Да что ты! — испугалась она. — Бог с тобой, Валерочка! — и попыталась отнять руку, но он упрямо держал ее кулачок в своих ладонях и мягко, даже вкрадчиво, но настойчиво говорил:

— Тетя Стеша, не обижайте меня, возьмите. У вас ведь двое внуков; их-то небось хочется побаловать. Да и пенсия, наверное, не такая уж большая. И Полине тоже какая-никакая помощь пригодится.

Тетя Стеша прекратила попытки вырвать руку и вздохнула, зардевшись, словно девушка, а ее светлые от возраста глаза заблестели. Но она упрямо помотала головой.

— Не надо, тетя Стеша, — попросил он. Потом появилась спасительная мысль, и Валерка мгновенно за нее зацепился. Приподняв брови, он проговорил уже несколько иным, раздумчивым тоном: — Мне ведь еще поминки отводить. А если вы сейчас мне откажете, то, боюсь, придется отказаться от вашей помощи.

Он попал в точку. Характер тети Стеши не позволял ей оставаться в стороне от таких знаменательных событий, как рождения, свадьбы, болезни, разводы, ссоры и похороны. Поминки занимали в этом списке далеко не самое последнее место. Ее характер требовал самого прямого и деятельного участия в жизни всех соседей, да и соседи, зная эту ее черту, никогда от тети Стешиной помощи не отказывались. И Валеркин намек, что в следующий раз он может попросить о помощи кого-то другого, ее задел. Она сдалась, улыбнувшись ему неловко и смущенно. Валерка осторожно выпустил ее кулачок из своих ладоней. Она ловким движением спрятала деньги в карман фартука. Он облегченно улыбнулся, но и глазом не моргнул, а про себя подумал: «Молодец, тетя Стеша, оправдала мои ожидания!»

— А хорошо, что ты, Валерочка, меня послушался и священника на похороны позвал, — начала она тут же совершенно отвлеченно, но в то же время давая ему понять, что без нее ему никак не обойтись. А кто бы еще дал такой правильный совет? — Какой бы человек при жизни ни был, — продолжила старушка, — но хоронить его нужно со словом Божьим. Прости Господи, вот только жаль, что она перед смертью покаяние не принесла, — тетя Стеша вздохнула и покачала головой. — А то ведь, насколько сейчас ее душе легче было бы… Правда? — и она посмотрела на него открыто, с самым искренним интересом.

Теперь пробило Валерку. Он прислонил голову к уютному бюсту тети Стеши и заплакал. Заплакал горько, навзрыд, как десятилетний мальчишка. Тетя Стеша медленно гладила его по густым, темно-русым волосам, тихонько приговаривая:

— Ну-ну, поплачь, поплачь, Валерочка, авось полегчает.

Потом, когда слезы иссякли, он поднял голову и посмотрел в лицо этой ласковой и отзывчивой старушки.

— Ох ты! — ахнула она.

— Что с вами, тетя Стеша? — забеспокоился Валерка, немного отстранившись.

— Ну-ну, ничего, — успокаивающе улыбнулась она. — Просто глаза у тебя, Валерочка, прямо жуть какие синие. Аж мороз по коже пробирает. — Она снова зарделась и лукаво добавила; — Небось от девок-то отбоя нет? Коли даже у меня, карги старой, и то кровь в жилах стынет?

Он легко рассмеялся, запрокинув голову. А тетя Стеша, явно им залюбовавшись, утвердительно проговорила:

— Ну да, конечно. Хорош ты, Валерка… Эх, скинуть бы мне пару десятков лет…

— Тогда, думаю, я на вас с удовольствием женился бы, — откликнулся он, подмигнув. — Пошли бы за меня, тетя Стеша?

— А то как же! — усмехнулась она в ответ.

Проводив вконец растаявшую тетю Стешу и договорившись, что он заберет у нее ключи через пару дней, Валерка еще раз окинул взглядом убогую материну квартиру и, задержавшись на минуту в дверях, мысленно констатировал: «Все. Кончено. Можно продавать».

Валерка сидел на веранде своего дома, стоявшего на склоне горы, и смотрел на пейзаж, расстилавшийся перед ним. Яркое послеобеденное солнце, синее небо, широкая лента спокойной серо-голубой реки, буйные краски осени на ее берегах и затерявшиеся в яркой оранжево-желтой листве крыши домиков.

Из динамиков музыкального центра лилась такая же, как река, тихая, спокойная музыка. Валерка, удобно устроившись в низком кресле, с удовольствием потягивал апельсиновый сок с каплей водки и полностью отдавался гармонии природы и гармонии ненавязчиво-расслабляющих негритянских блюзов. Суббота…

Его вырвал из приятного ничегонеделания резкий, по контрасту с окружающей обстановкой и внутренним расслабленным состоянием, телефонный звонок. Валерка нахмурился, но решил его проигнорировать. Звонок повторился. Ему не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Однако телефон продолжал настойчиво призывать. Валерка вздохнул, но не сдвинулся с места. Свой номер он дал только риэлтеру, занимающемуся продажей материнской квартиры, но и того предупредил, что в выходные, особенно в субботу, его лучше не беспокоить. Неужели этот балбес не понял?

Выходные были для него днями неприкосновенности и недоступности, об этом знали все, кто с ним общался. За неделю он успевал так вымотаться на работе, что в выходные ему хотелось просто побыть одному, а если появлялось желание с кем-то пообщаться, то он звонил сам. Мобильный на выходные и вовсе отключался. Никаких деловых звонков. Но кто же так настойчиво трезвонит сейчас, зная наверняка, что он здесь, в своем загородном доме? Может, кто-то из друзей? Валерка нахмурился еще сильнее. Если так, то, должно быть, случилось действительно нечто серьезное, иначе не побеспокоили бы. Делать нечего, он нехотя поднялся из кресла и пошел в дом, а там плюхнулся на мягкий, словно облако, диван, взял трубку, лениво проговорил:

— Слушаю.

— Валера… Валер… Это я… — голос в телефонной трубке дрожал.

— Кто — я? — Его словно током шибануло от звуков этого голоса, но ему почему-то захотелось ее помучить.

— Ты не узнал? — в ее срывающемся голосе появились отчаянно-истеричные нотки. — Это я, Света…

— А-а-а, — протянул он и сам удивился тому, как безразлично отозвался. — Привет, Света.

Повисла пауза. Он молчал намеренно, не желая ей помогать, хотя и догадывался, как, должно быть, трудно ей сейчас. Но ведь сама позвонила, пусть сама теперь и выкручивается, мстительно подумалось ему. Мысль была мелочной, но он упрямо продолжал молчать. Пауза затянулась настолько, что Валерке захотелось просто положить трубку. Он так и сделал бы, но тут она глубоко вздохнула и с явным отчаянием произнесла:

— Ты не хочешь узнать, почему я тебе звоню?

— Я жду, когда ты сама мне расскажешь, — ответил он немного устало, но уже не равнодушно.