Тем не менее при всех отмеченных англичанином слабостях османской армии у нее имелось одно важное преимущество, которое, собственно, и давало Юсуф-паше основание вести переписку с французским главнокомандующим в надменно-снисходительном тоне, а именно - подавляющее численное превосходство над французами. Вряд ли великому визирю было известно распространенное во Франции XVII-XVIII вв., а затем увековеченное Наполеоном крылатое выражение «Бог всегда на стороне больших батальонов», но суть подобной мысли секретом для него, конечно, не была. И только сражение при Дамьетте, показавшее, что даже трехкратное численное преимущество турецких войск над французскими может быть легко нейтрализовано качественным превосходством последних, побудило визиря изменить тон в диалоге с французским главнокомандующим.

Впрочем, прежде чем Клебер получил известие из османской ставки о некоторой перемене в позиции великого визиря под впечатлением от разгрома его соотечественников при Дамьетте, из самой Дамьетты чередой посыпались тревожные новости. 23 ноября генерал Вердье отправил Клеберу депешу о том, что солдаты 2-й легкой полубригады, той самой, которая тремя неделями ранее отличилась в сражении с турецким десантом, взбунтовались:

«В течение двадцати четырех часов, мой генерал, расположенные здесь войска находятся в состоянии открытого мятежа. 2-я [легкая полубригада], которой я приказал грузиться на суда, чтобы отправиться в Катию, официально отказалась покидать город. Мольбы, угрозы, близость неприятеля - ничто не могло тронуть этих солдат; на пристань прибыли только их командиры, офицеры и несколько унтер-офицеров. В приложении вы найдете прокламацию, которую я им огласил и которая имела не больше успеха, чем все мои просьбы. Я намерен отправиться сам с теми, кто готов за мной последовать, командовать в Лесбе оставлю генерал- адъютанта. Может быть, это движение их к чему-то подтолкнет. Это - последний оставшийся у меня ресурс. Мотив их действий - неуплата им денег и уверенность в том, что в Каире имеет сейчас место такое же движение, которое, говорят они, заставит вас заплатить бунтовщикам. Не имея ни единого су в кассе, я не могу удовлетворить их требования.

Если пехота станет упорствовать, я попытаюсь привлечь на свою сторону кавалерию, но, судя по слухам, последняя почти неизбежно поддержит другую сторону. Вы будете получать от меня известия каждые двадцать четыре часа. Возможно, время изменит ситуацию к лучшему.

В ожидании этого прошу вас верить, мой генерал, что, если потребуется мне пролить свою кровь для того, чтобы вразумить эти бунтующие войска и сохранить честь армии, я готов на такую жертву.

Если мне удастся повести за собой кавалерию, я выступлю на Салихию. Будьте добры направлять мне свои приказы в этот пункт, дав распоряжение его коменданту отправить мне их по суше через Эль-Малаким, Манзаль, Мит-эль-Мазара, Тареа в Дамьетту - по этому пути я буду идти по суше в Салихию. Если же вы мне отправите приказы в Дамьетту, я их тоже получу, так как поручил генерал-адъютанту Дево мне их переправить.

Похоже, этот мятеж хорошо организован, поскольку всё делается спокойно и без разговоров».

Из 32 лет своей жизни генерал Вердье 14 посвятил военной службе, поступив на нее еще в 1785 г. С 1793 г. он постоянно находился в действующей армии, воюя против испанцев в Пиренеях и против австрийцев на Апеннинах. При завоевании Египта, а затем в Сирийской кампании он прекрасно проявил себя, участвуя во всех крупнейших сражениях и операциях, а его победа под Дамьеттой стала настоящим триумфом храбрости и воинского мастерства французского солдата. Однако с такой ситуацией, когда его же солдаты сознательно нарушили воинскую дисциплину и отказались подчиняться, ему ранее сталкиваться не приходилось. И Вердье явно растерялся. Отсюда и решение двинуться пешим маршем в Салихию, чтобы только занять солдат движением, а если они не пойдут, то отправить туда весь командный состав бригады, и письменное обращение к бунтовщикам в попытке повлиять на них известием о якобы начатом неприятелем наступлении:

«Бригадный генерал Вердье

К гражданам, входящим во 2-ю легкую полубригаду.

Я передал вам приказ главнокомандующего выступить туда, куда вас призывают ваша честь и ваша собственная безопасность. Враг идет на Египет и уже, быть может, убивая ваших братьев, запертых в Эль-Арише, отмечает свой первый триумф. А вы отказываетесь выступить к ним на помощь.

Солдаты! Мой долг указать вам на совершаемую вами ошибку и на то пятно, которое вы оставляете на репутации своего соединения, всегда отличавшегося как дисциплиной, так и храбростью. Вспомните, что потомство, более строгое, чем вы думаете, припишет это движение скорее трусости, чем тем мотивам, которые вы сегодня назвали. Я оставляю в ваших руках оригиналы приказов, которыми меня известили о приближении неприятеля. Это - единственное оружие, которое у меня есть, и его должно быть достаточно для людей, имеющих честь. Если вы окажетесь глухи к этому гласу, мне не останется ничего другого, как оставить вас с вашим мятежом, предупредив, что выступаю ровно в полдень со всеми теми, кому еще дороги честь, слава и безопасность армии».

Впрочем, отправив офицеров и унтер-офицеров по месту назначения (за что ему позднее достанется от Клебера), сам Вердье никуда не ушел. Действительно, покидать город еще и командующему, оставляя Дамьетту в полном распоряжении бунтовщиков, оказалось бы и вовсе странным решением.

На следующий день, 24 ноября, Вердье доложил Клеберу, что ситуация на внутреннем фронте не только не изменилась к лучшему, но и усугубилась:

«Имеющиеся у меня войска, мой генерал, по-прежнему находятся в состоянии бунта. Они по-прежнему упорствуют, отказываясь выходить из города для несения какой-либо службы, пока не получат денег. Я предпринимал все возможные меры по отношению ко всем частям, и я ничего не добился.

Только 300 человек из 2-й [легкой полубригады], включая офицеров и нескольких унтер-офицеров, отделились от остальных и выступили в соответствии с заданием. Сейчас они находятся в Омсареже (Omsareges). Из всей кавалерии, которую я сначала отправил в Фарескур (Farescourt), чтобы отделить ее [от бунтовщиков], там остался только 18-й [драгунский полк], а прочие покинули своих офицеров и увеличили число мятежников».

Вердье срочно занял в городе 10 тыс. патаков (ок. 32 тыс. ливров), чтобы покрыть хотя бы часть долга перед солдатами. Кроме того, он потратил на те же цели 5921 патак (ок. 19 тыс. ливров) поступлений из Мансуры. Однако ничто не помогало: мятежники требовали полного расчета, будучи уверены, что точно такие же события в этот самый момент происходят и в Каире. Кроме того, они заявили, что в Катии ранее уже служили и не собираются туда возвращаться. В заключение Вердье написал:

«Я не знаю, когда это закончится, поскольку сейчас окружающие меня люди заявляют, что хотят получить всё, что им должны, после чего они еще посмотрят, что им делать. Это всё приняло настолько плохой оборот, что теперь ничего не делается без приказа их предводителей, а оставшихся у них офицеров не слушают и совсем не признают, сказав им, чтобы сидели тихо у себя дома. Однако ко мне они еще сохраняют некоторое уважение. Полагаю, у них нет другого намерения, кроме как принудить меня выдать им всё, что им должны. Можете представить себе мое положение, если они будут настаивать.