– Леонтий Васильевич, а нельзя как-нибудь увести у Поджетти искомые документы? Интересно посмотреть, как он задергается.

Когда муха бьет лапками, она способна зацепить те паутины, которые должны оставаться в полном покое, спрятанными про запас. Шеф безопасности уже чувствовал, что они поведут к самым неожиданным людям в парламенте, министерствах, при дворе. Бизнес-круги тоже будут потревожены, все это не то чтобы следовало выкорчевывать, но знать, знать…

– Сделаем, – согласился Другий. – Но позвольте заметить, что «ваша игра сильна».

Карточный термин. Слишком многое поставлено на кон. Сам Леонтий Васильевич с удовольствием задержал бы и выслал иностранного шпиона. И дело с концом. Всем по медали. А так – мало ли куда пойдут нитки! Рады не будем.

– Работайте, – приказал Кройстдорф. – Шум в сети уже поднялся. Скоро подтвердим в «Новостях» и покажем подлинники. Но экземпляр Поджетти все равно не должен уйти за рубеж. Их следующий ход – начать муссировать спасение экспедиции Волкова английским кораблем. Мол, без британской помощи мы вообще мало на что способны.

Далее шеф безопасности отправился доложить результаты питерской поездки императору.

– С седьмым покушением вас, Максим Максимович, – сказал он, когда Государь пожал ему руку и предложил сесть.

– Или с восьмым, – задумчиво отозвался тот. – Все равно провалилось.

Кройстдорфа так и подмывало спросить: как дела, ну в смысле… дома. Но он крепился. Сам скажет, если посчитает нужным. Император подхватил из хрустальной вазочки на столе очищенную репку.

– Я пощусь, – пояснил он. – Патриарх велел. Обещал отпустит.

– И как?

– Не особо, – пожаловался Макс. – Есть хочу. Молитвы в голову не лезут. И еще много чего хочу. Удержу никакого нет.

Кройстдорф посочувствовал, вспомнив их с Еленой недавние приключения. Жалко человека. Можно ли так издеваться?

– Тут вот какое дело, – сказал монарх, вставая и начиная расхаживать вдоль стола. – Не удастся вам в Москве задержаться. Надо под Томск метнуться, Новосибирск, Красноярск тоже. Там крупные лагеря для «чубак». И вот кто-то их, я имею в виду «большеногих», спровоцировал. Напугал, что ли? – Макс выглядел недоуменным. – Вроде и еда была. Словом, неполные сведения. Что-то утаивает местное руководство. И безопасность вместе с ними. «Большеногие», как бы выразиться, восстали… Ограбили предместья. Есть убитые с обеих сторон. Не знаю, что там происходит! Не гонял бы вас. Вы и в кабинете сидя способны разобраться. Но мне нужен ваш взгляд. Один день. Туда-сюда.

Кройстдорф вздохнул. «Душ приму». По дороге просмотрел ролики из сети. Везде в один голос: какими жестокими и неблагодарными оказались «чубаки». Хоть бы для разнообразия позволили пару иных мнений. Нельзя же так откровенно давить! Если сейчас провести голосование, то прежнего результата не будет. Мохнатых нужно эвакуировать в привычные для них места. А чтобы грузить на корабли, надо успокоить – то ли усмирить жандармами, то ли вколоть сыворотку. Лучше и то, и другое сразу.

Томска он не увидел, потому что телепортировался сразу в здание городского отделения безопасности. А они по всем областям похожи, во всяком случае первый этаж, одетый со стороны улицы рваной гранитной шубой.

Старинный, еще XX века, железный щит отделял от внешнего мира. К нему электронное заграждение. Вестибюль, одетый серым мрамором. Под колоннадой старый же, советский постамент, над которым теперь возвышался бронзовый бюст основателя ведомства Александра Христофоровича Бенкендорфа. Ясно, кто тут стоял в прежние времена. Мода была на душегубов.

Пешком Кройстдорф поднялся на второй этаж и отправился прямо к кабинету хозяина здания. Явление непосредственного главы службы здесь, в Сибири, потрясло генерала Жучилу не меньше, чем Кроткого. С той великой разницей, что Кроткий был дядька солидный и душевно чистый – служака до мозга костей. Жучила же мигом забегал глазками из угла в угол. Стало быть, знал за собой оплошности.

– Волнения «чубак»? Да, были. Но, благодарение богу, подавлены корпусом жандармов за три четверти часа. Что они могут, мохнатые? Только бегают и орут!

– А отчего они орали? – вкрадчиво спросил Карл Вильгельмович, и за медом в его голосе Жучила почувствовал холодок. – Должны же быть причины. На пустом месте волнений не бывает. Живут в тепле, их кормят…

– Да как взбесились, ваше высокопревосходительство. Никаких причин. Городские власти все для них…

Проговорился, не к месту приплел «городские власти».

– Вы сами в лагере были? – спросил шеф безопасности.

Жучила заерзал.

– И на снимках все видно. Мы послали в Москву. Неужели не дошло?

Дошло, конечно. И много. Но камера не все снимает. Оператору ведь можно приказать смотреть в одно место и не смотреть в другое. К тому же комментарии. Выгодная интерпретация происходившего. Разве ваши цифровики не могут чего хочешь дорисовать, чего надо убрать? Нет? Тогда зачем их держат?

– Вот со мной и побываете, – веско сказал Кройстдорф, взяв со стола телепорт.

В этот момент зазвонил телефон. Жучила сорвал трубку и грозно рявкнул в нее:

– Нет! Не сейчас!

Карл Вильгельмович набрал на персональнике группу технической поддержки и потребовал, чтобы Ландау немедленно установил, кто и зачем звонил томскому главе безопасности. Затем, пригласив генерала подойти поближе, телепортировал их прямо в лагерь для «чубак».

Жарковато. И грязновато. Скученно то есть. По рядам между брезентовыми палатками все еще ходили автоматчики в серых кевларовых нагрудниках. Они салютовали начальникам по мере их продвижения вперед.

Персональник запикал. Вася уточнил все нужное. Звонил бывший сотрудник информационного отдела томской безопасности капитан Свистунов. Его уволили месяц назад за чрезмерную настырность. Он пробивался наверх с докладом.

– С каким докладом? – потребовал Кройстдорф. – Ищи суть. В компьютере у парня должно остаться, даже если стерли. Он же не гусиным пером писал.

Но Ландау не надо было подгонять. Он уже грузил сведения. Согласно донесению Свистунова, возмущение неизбежно: «чубаками» из лагеря торгуют на сторону.

– Что значит «торгуют»? – не понял шеф безопасности. – Как? Вернее, зачем? Найдите мне этого Свистунова и перебросьте прямо в лагерь. Это уже не вам, Вася. – Карл Вильгельмович переключился на своих адъютантов, хватит под кабинетом пол вытаптывать.

Жучила явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Лихо вы их, – без одобрения сообщил Кройстдорф, разглядывая россыпь госпитальных палаток салатового цвета с красными крестами на флажках.

Из одной вышел покурить врач. Увидел высокие жандармские чины, даже не стал затягиваться. Сломал сигарету в пальцах, зашагал к ним.