— Есть единственный огонь, способный поглотить все, — сказал он. — Мало что может устоять перед его мощью.

— Это загадка, доктор Суиза? — улыбнулась Домини.

— Можно назвать это и загадкой, дитя мое. Самой сложной в мире и по‑настоящему неразгаданной с того самого времени, когда Ева подала Адаму запретное яблоко.

— Понимаю. — Она крепко сцепила пальцы, будто стараясь успокоиться. — Вы говорите о любви, доктор.

— А разве вы не согласны, что это всепоглощающее пламя, мадам?

Домини отвела взгляд и на мгновение с ужасом подумала, у ж не рассказала ли она ему что‑то в бреду. Он был добр, в возрасте, и напоминал ей дядю Мартина, но исповедь может принести только временное облегчение, за ним последует смущение, сожаления в том, что позволила себе раскиснуть.

— Мне всегда казалось непонятным, почему яблоко было запретным, — пробормотал Метрос. — Если у Евы не хватило бы мужества сорвать его, даже рай оказался бы скучнейшим местом.

— Они с мужем были изгнаны из рая, — напомнила ему Домини.

— А разве вы не считаете, что они нашли для себя другой, гораздо более интересный? — усмехнулся он. — Весело играть, как дети, в саду, но выйти в джунгли и прожить каждое мгновение напряженно и захватывающе… это… это же и значит жить по‑настоящему.

Тут Домини взглянула на доктора, мудрый блеск его глаз сказал ей, что он что‑то знает. Они с Берри играли в саду, как дети… упоминала ли она имя Берри в те долгие темные часы после камнепада?

Доктор Суиза поднялся на ноги и с явной неохотой объявил, что должен еще посетить нескольких пациентов. Он взял Домини за руку и со значением пожал ее.

— Мы должны еще побеседовать с вами, — он улыбнулся. — Скоро, да? Когда вы будете к этому готовы, да?

— О чем, доктор? — спросила Домини, не совсем уверенная, что он правильно выразил свою мысль по‑английски.

— О вещах, от которых не убежать, дитя мое. Неизбежных вещах, как рождение, любовь… и смерть.

Она смотрела на него широко раскрыв глаза, не понимая. Он задержал ее взгляд, потом склонил тронутую сединой голову и поцеловал ей руку. Метрос попрощался по‑гречески, и через минуту она осталась одна. Домини сидела очень тихо, вдруг охваченная острым чувством одиночества. За окнами дома царило молчание, было время сиесты, и даже птицы, казалось, задремали на ветвях деревьев.

Домини откинулась на подушку шезлонга и закрыла глаза. Шуршали сосны, шептало море, а ее мертвый ребенок, казалось, больно сжал ей сердце. Ушла любовь, которую он мог принести и подарить, и слеза поползла по щеке Домини.

Она проспала недолго и проснулась, почувствовав неожиданный холод. Солнце уже больше не освещало площадку перед домом, и Домини заметила, что, пока она спала, дымка, большую часть дня висевшая над морем, прокралась на остров и кольцом окружила вершину и дом вместе с ней.

Домини предупреждали о внезапных туманах, но она не ожидала, что туман может так быстро окутать всю видимую часть острова. Немного взволнованная, Домини соскользнула с шезлонга и подошла к краю площадки взглянуть на утесы в море. Она почти их не увидела, но ясно слышала ленивые удары волн о камни. Медленно двигающиеся кольца тумана поднимались вверх, и на ее волосах быстро образовались крошечные капельки влаги. У Домини появилось жутковатое чувство, будто она вместе с домом оказалась вознесенной в облака.

Домини услышала приближающиеся шаги и, обернувшись, увидела подходившего к ней Яниса.

— Кажется, мы оказались отрезанными от всего мира здесь, наверху, Янис! — воскликнула она.

— Да, мадам, — серьезно кивнул он. — Здесь очень сыро, вам надо вернуться в дом.

— Да, уже иду, Янис. — У нее потеплело на сердце от того, что он беспокоился о ней. — Я чувствую себя здесь, наверху, как Елена, гуляющая по крепостному валу Трои… это надолго, как вы думаете?

— Думаю, на несколько часов, мадам.

— О, тогда это может задержать приезд моего мужа с сестрой. Как вы считаете? Дорога, ведущая сюда, так крута и извилиста… да еще в тумане, при котором почти ничего не видно, я думаю, Поль не рискнет ехать домой, пока не прояснится, тем более с Карой.

— Уверен в этом, мадам. — Янис раскрыл перед ней двери в salotto, и Домини вошла в большую комнату, почти полностью погруженную в сумерки, согретую ярко пылающим в камине оранжевым пламенем.

— Вы просто прелесть, Янис, что разожгли камин! — Домини покрепче запахнула шелковые складки халата и поспешила к огню. Все еще чувствующая себя избитой и больной, она не могла, как делала это обычно, свернуться клубочком на огромной темной медвежьей шкуре и вместо этого села в глубокое кресло Поля, — протянула руки к жару потрескивающих поленьев. Лита была занята приготовлением особо вкусных блюд, чтобы отпраздновать приезд Кары, но теперь ясно: они, вероятнее всего, задержатся. Домини сказала Янису, что она перекусит около семи часов здесь же у камина. И добавила, что надеется, задержка с ужином не особенно расстроит Литу.

Он улыбнулся и покачал головой:

— Мы так рады, что вам опять хорошо, — тихо сказал он. — Может быть, вы сейчас же выпьете чашечку английского чая, мадам?

— Угу, — она благодарно кивнула, и глаза затуманились от слез, когда она наблюдала, как Янис выходит из комнаты. Греческая доброта, такая открытая, совершенно бескорыстная, — их постоянное желание облегчить ближним ношу. Домини усиленно поморгала, чтобы не расплакаться.

Чай был просто изумителен, и так приятно пить его, сидя возле горящего камина, скинув шлепанцы и закопавшись пальцами в медвежий мех коврика. Туман подкрался к самым окнам, огонь отражался на темных поверхностях, красных камнях фриза над камином, освещая и оживляя флейтистов, кентавров и девушек с факелами. Вино в хрустальном графине сверкало рубиновым светом. Единственное, чего не хватало, — тихого и уютного кошачьего мурлыканья.

Через некоторое время маленькие, резного дерева часы отсчитали еще один час, и Домини решила подняться в спальню, чтобы переодеться в платье. Она чувствовала усталость и боль во всем теле, но твердо решила не ложиться в постель. Скоро туман рассеется, и будет гораздо лучше, если она встретит Кару и Поля, а не станет валяться в постели.

Домини надела голубое платье с длинным рукавом, чтобы Кара не расстраивалась при виде ее рук, до сих пор покрытых синяками. Лицо в зеркале выглядело бледным, с темными кругами вокруг глаз, и Домини воспользовалась косметикой, чтобы скрыть следы несчастья, теперь уже, слава Богу, начинающие исчезать!

Да, платье слишком просто, надо оживить его каким‑нибудь ожерельем. Домини открыла ящик, где хранила драгоценности. Там вместо простой, обтянутой кожей коробки была филигранная шкатулка с вырезанными на ней очаровательными чертенятами и фавнами, рыбками и ракушками, летящими птицами. Домини открыла шкатулку. Да, внутри ее драгоценности, аккуратно разложенные по изящным и удобным крохотным выдвижным ящичкам.