Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гек не обиделся?
– Да нет. Я сказал ему, что «геккон» в переводе с латинского значит «маленький злобный змей». Вполне нормальное имя с тунгусской точки зрения. Вот Серапион – имя не очень…
Лоскутов обернулся на Монгола, но тот уже крепко спал, вытянувшись на шконке.
При рождении Монгола назвали Серапионом. На столь тяжелом имени, не имеющем уменьшительно-ласкательной формы, настоял его отец, желчный мстительный человек.
Шли годы. Мальчишка рос, отец ушел к другой, мать сошлась с плотогоном из соседнего района. В 10 лет Серапион заблудился в лесу. Поняв, что засветло ему не удастся найти обратную дорогу, мальчик набросал в яму у корней старой сосны лапника и уснул.
Среди ночи он проснулся. Стало холодно и страшно: ночной лес был полон зловещих звуков. Казалось, что из темноты за ним кто-то наблюдает, готовится напасть. Серапион нащупал палку, которую загодя положил рядом с собой.
– Просто так я не дамся, – прошептал он.
– Палка не поможет тебе, – сказал незнакомый голос.
Мальчик приподнялся из ямы. Осмотрелся. Никого вокруг не было.
– Ты кто? – спросил Серапион. – Где ты прячешься?
– Я дух Леса, – мальчик отчетливо услышал, как в лесу зашуршали листья на деревьях, словно кто-то огромный, гораздо больше колхозного быка, ломая ветки, из чащи шел к нему.
– Я везде и нигде, – шуршание листьев прекратилось. – Почувствуй меня!
Невидимая теплая ладонь прикоснулась к щеке Серапиона.
– Ты бог, о котором говорят в церкви? – с надеждой спросил мальчик. – Ты поможешь мне выбраться отсюда?
– Я не бог, – ответил голос совсем близко. – Это я заплутал тебя в лесу. Без меня ты бы уже давно вышел к деревне.
– Зачем ты это сделал? – Серапион совсем не боялся духа Леса. Почему? Сам не знал.
– Сейчас ты уснешь, и во сне мой проводник приведет тебя в одно место. Ты должен запомнить это место на всю жизнь, пока не свершится то, что должно свершиться.
– Ты еще придешь ко мне? – с надеждой спросил Серапион.
– Приду, когда наступит время. А сейчас погружайся. Погружайся. Спи и ничего не бойся. Я буду с тобой до самого пробуждения. Погружайся в сон. Погружайся. Погружайся…
Теплое дыхание духа Леса усыпило Серапиона. Но он не уснул, а погрузился в сон, погрузился, как вошел в другой мир.
В другом мире он очутился на лесной тропинке. Сквозь кроны деревьев пробивалось дневное солнце. Дул легкий ветерок, пели птицы. Не успел Серапион опомниться, как к нему подбежала серая белка с рыжим хвостом. Белка ловко забралась к нему на плечо и сказала:
– Я буду показывать тебе дорогу. Сейчас иди прямо по тропинке и никуда не сворачивай.
По пути им встретилась огромная одинокая гора, вершина которой была покрыта снегом. У подножия горы сновали силуэты прозрачных людей.
– Кто это? – спросил мальчик.
– Это души умерших тунгусов собрались у священной горы Актау. В день летнего солнцестояния они вознесутся на небо и начнут свой долгий путь к звездам.
К вечеру они подошли к поросшему лесом горному хребту, по извилистой узкой тропинке забрались на пологое плато у обрывистого края скалы. Мальчик осмотрелся. С трех сторон плато окружал густой мрачный лес, с одной стороны – неприступная скала с широкой белой кварцевой прожилкой.
– Какое мрачное место! – воскликнул Серапион. – Эта поляна похожа на ловушку.
– Я не знаю, на что это похоже. Мое дело было привести тебя сюда. Пока!
Белка прыгнула на землю, но Серапион поймал ее за шкирку.
– Признавайся, зачем ты меня сюда привела! – встряхнул он зверька.
– Откуда я знаю зачем! – заверещала белка, перебирая в воздухе лапками. – Мне дух Леса велел тебя сюда привести, я привела. Отпусти меня, изверг! Я-то тебе ничего плохого не сделала!
Мальчик опустил белку на землю и проснулся. Вокруг него стояли охотники. Он проспал трое суток. Земля вокруг него была истоптана волчьими следами, но сам он был цел и невредим.
Целый год Серапион ни с кем не разговаривал. Такова была воля духа Леса. В деревне же решили, что мальчишка онемел от страха.
Через год его повезли в кочевое тунгусское племя, где, по слухам, шаман мог излечить от немоты. Выслушав просьбу русских, шаман нисколько не удивился. Он попросил всех покинуть чум и оставить его с мальчиком наедине.
– Ты наших кровей, – доверительно сказал он Серапиону. – С тобой разговаривал дух Леса. Серая белка водила тебя к скале с белой полосой. Ты видел священную гору Актау.
Серапион согласно кивнул.
– Дух Леса велел передать тебе: «Быть может, через много лет, а может, завтра на твоем пути встретится Отец волков, порождение злобных потусторонних сил. Он предстанет перед тобой в образе зверя, а может быть, человека, а может быть, змеи или огнедышащего дракона. В каком бы обличьи не появится перед тобой Отец волков, он придет, чтобы убить тебя».
Мальчик помолчал. Поднялся на ноги.
– А что должно произойти на поляне у скалы с белой полосой? – произнес он первую фразу за год.
– Я не знаю. Дух Леса ничего мне об этом не говорил.
Серапион пошел на выход, откинул полу у чума, постоял в проеме, обернулся и, глядя шаману в глаза, сказал:
– Это я убью Отца волков, кем бы он ни был – зверем или человеком.
Дальше Серапион твердо знал, что ему надо делать. Проходя мимо русских мужиков, привезших его в стойбище, он отрывисто бросил:
– Возвращайтесь без меня. Я остаюсь в племени.
– Чего, чего? – Андрей, дядя Серапиона, рванул за ним, но другие мужики удержали его за одежду.
– Дурак! Глаза разуй, посмотри вокруг: мы живыми из стойбища не выйдем!
Мужчины племени, до выхода мальчика от шамана занимавшиеся своими делами, как по команде достали из чумов ружья, луки со стрелами и встали на пути между Серапионом и русскими.
– Андрей, если ты сейчас за мальчишкой шагнешь, они перебьют нас, как куропаток, откочуют на север, и шито-крыто: ни следов, ни могилы, ни шиша! Сгинули в тайге, пропали без вести. Поехали назад, Андрей! Еще не хватало за этого выродка жизни лишиться.
– А что я его матери скажу?
– Не хрен было шляться с кем попало! Родила черт знает от кого, вот он и вернулся к своим, к узкоглазым. Поехали, мужики, он тут без нас не пропадет!
Серапион, не оглядываясь на односельчан, подошел к вождю племени, почтительно поклонился.
– Вождь, я хочу остаться в стойбище. Укажи чум, где я буду жить, и отца, чьим сыном я стану.
– Ты будешь жить в моей семье, Салихэ.