Вам же не фазана бить за версту! Вот так откидывается барабан. Снимается, как Вы и придумали, для быстрой смены. Тут пружина, толкает камору в ствол, зазора никакого и нет. После выстрела тут оттягиваете барабан, он провернется, защелкнется снова. Спуск отводит курок, и тот бьет от своей пружины.

Проверив, что патронов нет, я опробовала механизм. Никаких задиров не обнаружила, все детали оказались подогнаны ладно.

Кутасов подал коробочку с припасами. Они почти не отличались от тех, к каким я привыкла — капсюль, бумажная гильза, но пуля и в самом деле оказалась вытянутая. Инженер споро разместил их в барабане, защелкнул и подал пистолет.

— Я уже сам стрелял. Не рискнул Вам честь первооткрывателя отдать, мало ли что…

Кивнула с пониманием и благодарностью.

Выстрел.

Спуск тяжеловат, пальцем приходится преодолевать сопротивление пружины.

Пистоль чуть дернулась вверх, но терпимо, отдача приемлемая.

Оттянуть барабан, в зацепах о сам провернулся.

Выстрел.

Закуток у забора заполнился дымом сгоревшего пороха, со стены метнулись голуби, только серая чайка продолжала сидеть на коньке крыши и внимательно смотреть, чем там заняты двуногие без перьев.

Выстрел.

— Горячо, — пожаловалась я.

Барабан ощутимо нагрелся, и тепло от него чувствовалось даже через перчатку.

— Есть такая неприятность, — согласился инженер.

Выстрел.

Выстрел.

Выстрел.

Патроны закончились. Я молча смотрела на спешно сколоченный в качестве мишени щит, стараясь разглядеть сквозь клубы дыма попадания. Кутасов нетерпеливо мялся рядом, ожидая моего вердикта. Вяжницкий не проявлял никаких эмоций.

— Господин Кутасов, — ровным голосом начала я. — По итогам испытания скажу Вам вот что. Неудобно крутить барабан. Для следующего выстрела необходимы две свободные руки, а это не всегда допустимо.

— Надо подумать. Возможно придумать механизм, чтобы при нажатии на спуск барабан одновременно поворачивался, но придется больше усилий прикладывать при выстреле.

— Курок туговат, надо продумать защелку, чтобы можно было его взвести отдельно от спуска. Тем более что сейчас такая конструкция небезопасна, ведь можно его оттянуть пальцем, и он ударит по капсюлю.

Над этим инженер не задумывался, теперь виновато молчал.

— В целом же за проделанную работу Вы получите завтра же от меня ассигнаций на две тысячи. Из этих денег отблагодарите работников, помогавшим Вам, сообразно их вкладу. Степан Иванович, — повернулась я к Вяжницкому, — Вам тоже будет премия за это чудо.

Сумма, озвученная мной, присутствующих повергла в оцепенение. Таких денег Кутасов, наверное, и не видел одномоментно в своей жизни. Инженер, заикаясь, принялся благодарить меня, заодно оповестил, что чистить ствол желательно часто, потому что бумажные патроны оставляют нагар. Желательно смазывать механизм барабана.

— И видите — сами патроны плотнее намотаны, — торопливо продолжил пояснять Семен. — Иначе в каморах будут сминаться. Желательно их заменить, я думаю о латунных, можно вытягивать. Но на это надо время.

— Время у вас будет, — ответила я. — Сейчас пойдемте-ка в контору, подумаем об улучшениях. Степан Иванович, когда можно будет посмотреть паровоз?

— Так еще не скоро, — растерянно сказал управляющий. — Уже отливают детали, мы делаем свою часть. Соберем на гатчинской фабрике через два месяца в лучшем случае. Вам бы, Александра Платоновна, и с тем заводом ознакомиться, он же тоже Ваш. Строим до сих пор, но уже почти все под крышу подвели. И паровоз там есть, поменьше, конечно, чем тот, что сейчас рисовали. Но нельзя строить большое, не опробовав на малом.

— Хорошо, — я кивнула, — давайте посетим. Чтобы не откладывать, прямо завтра. Устроит? К полудню буду там.

С Кутасовым мы направились обратно в заводуправление, но прошли через главный цех. И в нем я увидела странную картину: от паровой машины кто-то сделал длинную петлю из труб, уходивших обратно в недра механизма, а на них работники развесили постиранную одежду. Вяжницкий, заметив мою оторопь, проследил за взглядом, кинулся наводить порядок, но был мной остановлен. Попросила его учинить допрос — кто придумал и зачем. И уже через несколько минут перед «хозяйкой» стоял испуганный мужик, готовый принять кару за самоуправство.

— Пара много уходит, — бормотал он. — Я и подумал, что его можно через трубки пустить, обратно он уже частью водой обратно в бак пойдет. А пока вот и просушиться можно. И тепло от труб идет, можно сугреться, когда знобит.

— Степан Иванович, рукодельнику этому пять рублей премии выписать. Инженерам дайте задание посчитать, насколько пар охлаждается при разной длине трубы.

— День щедростей какой-то, — проворчал Вяжницкий.

В конторе весть о размере моей благодарности Кустасову уже каким-то образом разлетелась. Коллеги смотрели на него с завистью, на меня — с надеждой. Вдруг я еще с кем-то из них захочу сделать новый мушкет или саблю с паровым приводом.

Сабля была не нужна, а вот дальше все закрутилось невероятно. Барабанная пистоль, оказавшись в моей руке, словно сдвинула лавину. Свет из меня полился рекой, инженеры враз заткнулись и кинулись к своим столам с чертежами. Я бродила меж ними, понимая без объяснений, что сейчас они творят конструкцию сцепки между вагонами и систему торможения их же. Свое состояние могла бы определить несколькими словами — растянувшаяся во времени благодать. Даже испугалась, что сейчас потеку из лона, но нет, удовольствие было каким-то иным.

Один из работников шепнул другому, что не понимает, как барышня может что-то видеть в не самом светлом помещении, когда ее зрачки размером с игольное ушко. Это, кстати, хороший вопрос, ответа на который не было ни у кого. В момент озарения освещенный и в самом деле перестает воспринимать мир глазами в полном смысле, однако и слепым не становится. Удивительный феномен, объясняющийся еще одним проявлением Света.

До ночи в этот раз не заработались, с заводской рындой наваждение спало — как свечку задули. Но и высушенной я себя не ощущала, инженеры тоже выглядели бодро, делились своими мыслями и рвались назавтра продолжить работу, уверяя, что обойдутся теперь и без моей помощи.

— Надо только суть ухватить, представить, как это будет работать, — объяснил конструктор по имени Потап Межнецев. — Дальше уже проще все. Не знаю, как Вы это делаете, но такая легкость в разуме появляется, что все само в голову приходит.

А я задумалась. Сегодня мы много обсуждали, но опять ко мне пришло то странное состояние, в котором механизм предстал в моем разуме во всей красе. Не в виде чертежа, а в форме идеи, в которой чувствовались все его нужды и чаяния. Пусть звучит это дико, но иного описания мне подобрать не удалось. И вот то, что витало в моих мыслях, как-то передавалось и инженерам, которые схватывали мои невнятные объяснения сразу же.

Кутасов из сохранного шкафа передал мне еще