Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он никогда не настраивал избранниц на преданность и верность. Не корчил из себя однолюба, напротив, похвалялся тем, что он законченный бабник, уверяя подружек, что любит он их всех и безмерно жалеет, что на каждой из них он бы женился.
Обязательно рассказывал он им и про Первую Любовь, и про все остальные, и про любовниц (с Любовями не путать!), нумеруя их или возвышенно обозначая: Самая Умная, Тончайшая, Лучшая из, Крылатая… Не забывал и жен – Первая Избранница, Вторая Супруга, Последняя Жена… Рассказывал Рыжюкас всегда откровенно, не опуская пикантные подробности, в которых мог и присочинить, но не ради красного словца, а для большей поучительности…
Интересно, что при всем обилии любовных – нет, не романов – скорее новелл, повестей, историй – Рыжюкаса в них тоже никогда не предавали. Или не успевали этого сделать – раньше, чем он ускакивал.
К тому же, предвкушая перспективу новых историй, он не боялся быть покинутым, чем и был надежно защищен. Сказала же ему как-то в сердцах его Последняя Жена: «Тебя даже бросить невозможно. Это было бы тебе слишком большим подарком».
С бывшими – и женами, и любовницами, и подружками – у него всегда оставались добрые отношения. Во всяком случае, он так считал, никого не выделяя из общего ряда и никогда не задумываясь о том, как они на самом деле к нему относятся. Правда то, как мы оцениваем себя, далеко не всегда совпадает с тем, что думают о нас окружающие, а уж и подавно – с тем, что мы являем собой на самом деле.
4
Этот «Малёк» по-прежнему спал.
Рыжюкас смотрел на нее и размышлял о том, куда его занесло. И еще о том, как же он от всего этого устал.
Наверное, от жизненных сложностей, работы, всякого рода неудач он устал не больше, чем любой от природы подвижный человек с пропеллером в заднице… Но вот утомлен и измотан любовью он, конечно же, больше многих. Любовная игра – всегда большое напряжение, а потом и неудача, и поражение, и потеря: или ты уходишь (ни с чем), или тебя оставляют (с носом).
А он-то предавался любовным играм, можно сказать, профессионально – выступая в двух ипостасях: как неуемный искатель и как… исследователь собственных увлечений и переживаний, в которых он постоянно копался, пытаясь их литературно осмысливать.
Кроме всего, меняя и перебирая подружек, он надеялся хоть в одной из них найти… надежную творческую опору.
Как и всякий честолюбивый «бумагомаратель», с детства начитавшийся романтичного Грина, а потом и Булгакова, он собирался стать Великим Мастером. И, как всякий будущий Великий Мастер, мечтал (про что так замечательно нафантазировал писатель Михаил Булгаков), чтобы рядом с ним постоянно была его преданная и единственная Маргарита, обожающая каждую строчку того, что он накорябает, и готовая ради этих строчек на все, включая жизнь в подвале и даже появление обнаженной на балу у сатаны. Как у всякого мечтателя, с этим у него ничего не получалось, кроме несчитанных трат и безумных потерь времени…
Неудачи с поисками Маргариты и привели его к остроумной идее решать задачку по частям. Как с веником: целиком не ломается, а по прутику – запросто. Единственную Маргариту он решил заменить комплектом подруг с полным набором необходимых качеств. В одной – это готовность голой пойти на бал, другая с хохотом летает на метле, эта хорошо готовит, а та согласна жить в нищете и в подвале…
Теперь вокруг него постоянно было несколько девиц. Он уже не стремился к идеалу, а брал числом. Одна была ласкова и настойчива в сексе. Вторая умна, рассудительна и практична. Третья любила читать художественную литературу. А четвертая носилась, как звезда, и все время опрокидывала тяжелые предметы, но зато умела так хохотать, что сразу все забывалось…
С ними он даже ездил на машине в отпуск, а иногда захватывал их – целую команду! – в творческие командировки.
Девицы в нем души не чаяли, конечно, совсем не из-за денег, хотя он за все платил. Но больше всего потому, что он их добросовестно обучал всем премудростям отношений с мужиками, разумеется, включая и постель. И настраивал их на совершенство, о котором они мечтали, чтобы всех покорить. Включая Будущего Принца, которого, носясь с Рыжюкасом, они жаждали встретить…
Все это его увлекало и неплохо разгоняло кровь, но всегда оказывалось лишь праздником, который, закончившись, оставлял разочарованность и ощущение пустоты.
5
Довольно долго он заблуждался, полагая, что лучшее лекарство от любви – новое увлечение: когда оно приходило, его как бы отпускало. Правда, мешало предчувствие, что все снова обернется очередной затратной бессмыслицей, – так оно и происходило…
И только к шестидесяти годам, последний раз пролетев, отчаявшись и спохватившись, он решил завязать с этим пустым транжирством времени и средств, которые по сути тоже время, так как их нужно зарабатывать…
Тут и обнаружилось, что есть только одно универсальное средство, которое спасает и от разочарований, и от тоски, и от страха одиночества, от никомуненужности и бессмысленности существования. И это совсем не им придуманное средство – работа. Стоит совершить усилие, привязать себя к стулу, заставить себя в нее погрузиться – и тебя отпустит…
Вот он и рванул в Вильнюс месяц назад, решив от всего отказаться и начать новую жизнь – как всегда, в полной уверенности, что на сей раз окончательно. Рассчитывал настолько оторваться здесь от всех минских дел, сумбура и суеты, причем, чтобы, вернувшись, ни во что не влезать и заниматься исключительно созданием «нетленки» – не месяц, не год, а уже до самого конца, таким образом хотя бы на финише оправдав свои многообещания.
Он знал, что для этого ему нужно развязаться с занозистой историей с повестью о Первой Любви, с чем он, похоже, уже справился, все умиления прочувствовав и сочинив поучительную, как он считал, легенду (или сказку).
Теперь оставалось сесть и написать наконец хорошую книгу под названием «Проза жизни», для которой у него уже набросаны, пусть и урывками, сотни страниц. И тем самым подвести итог. Работа эта большая и займет не один год.
Тут он готов был на все: сменить образ жизни, потуже затянуть пояс, отказаться от всех своих барских замашек, из экономии перейти на кефир. Впрочем, последнее его не страшило: при всей гастрономической избалованности, больше всего он любил кефир с вареной картошкой…
Но вот что-то опять заклинило с благими намерениями. Похоже, свою решимость он переоценил. Прямо к отъезду подвернулась эта юная и настойчивая попутчица, которая как-то незаметно спутала его планы. Снова он ввязывался и вынужденно занимался организацией какого-то аборта, что делать в жизни ему приходилось только однажды, лет двадцать назад, да и то по просьбе Последнем Жены – для ее подруги, с которой у него ничего не было…
Сейчас он вообще не совсем понимал, что он здесь делает.
Но она спала слишком долго, и…