Главные участники процесса заняли свои места, председательствующий, привычно оглядев зал, заученной скороговоркой произнес:

– Прошу садиться… Слушается дело по обвинению… Суд в составе…

Ворон слышал только обрывки фраз. Он чувствовал себя, как на ринге, после пропущенного удара в голову. Нокдаун. Нет, нокаут!

– Садись! – потянул его за рукав Джузеппе. – Чего окаменел?

Но Ворон продолжал стоять, как памятник обведенному вокруг пальца простофиле.

– …государственное обвинение поддерживает помощник прокурора области… – выловило из потока слов затуманенное сознание. – Юрист первого класса, Головко Марина Андреевна…

Ноги подогнулись, и Ворон то ли сел, то ли упал на безупречно чистую, без выцарапанных скабрезностей и слов, которые теснились у него в голове, лакированную скамью. Как загипнотизированный, он продолжал безотрывно смотреть на прокурора. Судья что-то говорил, Серый, прокурор и адвокат поочерёдно коротко отвечали… Но смысла сказанного Ворон не понимал.

До пацанов постепенно доходило.

– Гля. – Джузеппе толкнул его локтем в бок. – На ту телку похожа, из Карны. Помнишь?

– Ни хрена себе! – в изумлении покачал головой Оскаленный и повернулся к бригадиру. – Похоже, Костян, измену ты поймал лютую!

– Тишина в зале! – Судья недовольно постучал ручкой по столу, и они замолчали. Ворон спрятался за Конем. Но юрист первого класса Головко не смотрела в его сторону. И за всё время судебного процесса не взглянула на Ворона ни разу. Оскаленный подумал было даже, что это не та, а просто очень похожая девушка, но вид нокаутированного Ворона наглядно подтверждал: никакой ошибки тут нет!

Процесс двигался по рельсам раз и навсегда установленной процедуры. Допросили Серого, он признал вину, но заявил, что убивать противников не хотел, а просто оборонялся от нападения. Допросили потерпевших, те показали, что сами были зачинщиками драки, преследовали подсудимого и забежали за ним во двор, где и получили ножевые ранения, но чувствуют свою вину и претензий не имеют. Свидетели подтвердили картину произошедшего, дополнив ее тем, что подсудимый, нанося ножевые удары кричал: «Я вас, гадов, поубиваю!» Серый при этом пояснил, что возможно, он такое и кричал в горячке, но умысла на убийства не имел. Адвокат его в этом поддержал. Но прокурор Головко въедливыми вопросами стала выяснять: какую все-таки цель, кроме убийства, преследовал подсудимый, нанося удары ножом в жизненно важные органы потерпевших и при этом обещая их убить? Серый объяснить ничего не смог, вконец запутался и, махнув рукой, сел на место. Получалось, что никакой другой цели, кроме убийства в его действиях не было, и быть не могло.

«Цепкая ментовка!» – думал Ворон, который понемногу пришел в себя и был готов продолжать бой. Но в отличие от схватки смешанного стиля в судебном состязании его участие не было предусмотрено. Он мог только наблюдать.

«То-то она меня так ловко за язык хватала, за каждое слово цеплялась, каждую мелочь подмечала», – тупо вспоминал он, рассматривая государственного обвинителя и пытаясь вспомнить, как она выглядит под одеждой. Но у него ничего не выходило. Очевидно, официальный мундир не пропускал не только нескромных взглядов, но и откровенных визуальных воспоминаний.

Ворон даже усомнился: неужели это ее он совсем недавно крутил в постели, как хотел, ставил в любые позы и целовал во все места?! Неужели на ней хотел жениться?! Вот ведь сука двуличная!

Огласили акт криминалистической экспертизы о том, что складной нож, изъятый у Сероштанова имеет длину клинка двенадцать сантиметров, с односторонней заточкой и острием, позволяющим наносить колющие удары. Потом огласили заключения судебно-медицинских экспертиз, согласно которым потерпевшим причинены тяжкие телесные повреждения, опасные для жизни в момент нанесения, а характер ранений совпадает с формой и конфигурацией клинка ножа, изъятого у Сероштанова. Допросили судебно-медицинского эксперта, при этом прокурор задавал точные вопросы, которые вскрывали объективные признаки умысла виновного, как большой скальпель паталогоанатома вскрывает труп. И он добился цели: эксперт признал, что ранения полученные Губаном и Конем должны были привести к их смерти, если бы не вовремя оказанная медицинская помощь.

В своей речи юрист первого класса Головко очень профессионально и убедительно проанализировала все доказательства по делу: подсудимый Сероштанов, ранее отбывавший наказание за особо злостное хулиганство, находясь в состоянии опьянения, в ходе обоюдного конфликта, закончившегося дракой, нанес опасным колюще-режущим оружием – ножом с длиной клинка 12 сантиметров, проникающие ранения в жизненно важные органы гражданам Губину и Коновалову, при этом высказывая намерение убить обоих. В результате, потерпевшим причинены тяжкие телесные повреждения, которые неминуемо привели бы к смерти, если бы не своевременно оказанная медицинская помощь. Таким образом, действия Сероштанова правильно квалифицированы, как покушение на убийство двух лиц. Отсутствие претензий у потерпевших не меняет оценки содеянного в силу принципа публичности советского уголовного процесса, согласно которому позиция потерпевшего имеет юридическое значение лишь по делам частного обвинения. Вместе с тем, с учетом всех обстоятельств дела, в том числе и с учетом мнения потерпевших, государственное обвинение не ставит вопрос о максимально возможном наказании – смертной казни или пятнадцати годах лишения свободы, а считает возможным просить о назначении Сероштанову двенадцати лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима.

На фоне выступления гособвинителя, речь адвоката Забелина казалась беспомощным блеянием овцы, почуявшей бродящего вокруг овчарни волка. А предложение перейти на статью о превышении необходимой обороны и ограничиться условной мерой наказания вызвало лишь презрительные улыбки у народных заседателей. Губан и Конь пытались выкрикивать, что они сами виноваты, и Серого надо оправдать, но судья сделал им замечание и пригрозил удалением из зала.

В результате, после короткого перерыва огласили приговор – одиннадцать лет в колонии строгого режима. Серый обессилено плюхнулся на скамью подсудимых, а его мать громко, с причитаниями, заплакала. Судебное заседание закончилось.

Серого в наручниках конвой вывел через специальную дверь. Губан и Конь подошли к Ворону, настороженные соплеменники окружили их полукругом.

– Мы все что надо сделали? Как договаривались? Вопросов к нам нет?

– Нет, – качнул головой Ворон. Обстановка разрядилась и небритые мужчины, оживленно переговариваясь, вышли из зала.

В вестибюле коллег Серого ждал адвокат.

– Я сделал все что мог, – промямлил он, испуганно глядя то на Оскаленного, то на Ворона. – Если бы другой прокурор, я бы перевел на другую статью… Но это еще не конец, я буду обжаловать…

– Обосрался, так и молчи, – презрительно бросил на ходу Оскаленный. – Плохому танцору всегда яйца мешают! Причем здесь прокурор? Чего ты стрелки переводишь?

– Так она же любовница Жирова, потому и творит, что хочет! Судьи боятся против нее идти, да и все остальные!