болтали, курили и выжидали. Я протиснулся между ними с Лулу и сумками. Полицейский у входа не разрешил мне позвонить в дом. На это имел право только он. Я назвался. Он что-то произнес в переговорное устройство, выслушал ответ и кивнул мне. Через минуту ворота открылись, и я прошел внутрь, а репортеры стали кричать мне вслед, желая знать, кто я, чем занимаюсь, как связан с Санни, как…

Я пошел по дорожке к дому. Пройдя то место, где она изгибалась у края фруктового сада, я увидел у зеркального пруда группу людей. Кто-то из них заметил меня и бросился ко мне.

Это была Ванда, все еще в домашней тунике, с покрасневшими глазами и растрепанными волосами.

— Его больше нет, Хоги! — прорыдала она. — Нет!

Она обняла меня и повисла на мне. Я уронил сумки и обнял ее в ответ.

Посмотрев через ее плечо на поместье, я осознал, насколько по-другому оно выглядит. У гаража стояли полицейские машины. Беседку огородили канатами. Полицейские в форме, детективы и эксперты переговаривались и делали записи.

Конни стояла возле пруда. И Хармон Райт тоже. И Вик. Когда мы с Вандой пошли к ним — я так и продолжал ее обнимать, — Вик заметил меня и побагровел.

— Это ты сделал! — завопил он. — Это ты виноват! Я тебя убью! Убью!

Он взревел и бросился ко мне. Вик летел на меня на полной скорости, будто я был полузащитником команды соперника. Я инстинктивно замер, но когда он подбежал ближе, попытался увернуться. Не получилось. Он врезался в меня как таран, и мы оба рухнули на землю. Я сильно ударился об асфальт, и в голове словно игральный автомат вспыхнул огнями. Дальнейшие воспоминания отрывочные. Помню, как он рычал. Как ударил меня, бил по зубам, по носу, по ушам. Помню, было больно. Ванда кричала, к нам бежали полицейские. Вик сидел у меня на груди, сдавливая мне горло обеими руками, а я задыхался, напрасно ловя ртом хоть капельку воздуха. а потом ничего…

Пока я снова не услышал, как воют койоты. Только на этот раз это были не койоты, а скорая. Я находился в скорой, и кто-то чем-то накрывал мне лицо. Потом я опять отключился.

Пришел в себя я в больнице. Все тело онемело, очень хотелось пить, а в ногах моей кровати сидел детектив-лейтенант Эмиль Лэмп из полицейского управления Лос-Анджелеса и сосал кубик льда.

ГЛАВА 11

Эмиль Лэмп выглядел лет на шестнадцать — невысокий, энергичный, лицо свежее, светлые волосы аккуратно подстрижены, голубые глаза так и сверкают. На нем был легкий креповый костюм, рубашка и полосатый галстук, на одной руке массивный «Ролекс», на другой индийский браслет из бирюзы и серебра.

— Лулу… — прохрипел я, чувствуя, насколько у меня пересохло горло.

— С ней все в порядке, мистер Хог, — успокоил он меня. По голосу ему тоже было лет шестнадцать. — Она у мисс Дэй… Ванды. Хорошая собака. Только изо рта пахнет как-то…

— Д… дайте попить.

— Да-да, конечно.

Он энергично вскочил на ноги. На столике у кровати стоял кувшин. Лэмп налил из него воды со льдом в одноразовый стаканчик. Я потянулся было к стаканчику, и тут меня будто ткнули в бок ножом. Я ойкнул и схватился за больное место, нащупав там повязку.

— У вас ребро сломано, — сказал Лэмп, вручая мне стаканчик. — Я тоже как-то ломал. Жутко больно. Мой вам совет — что бы ни случилось, главное не смеяться.

— Ну, с этим проблем быть не должно. — Я отпил немного воды. Глотать было больно: от хватки Вика распухло горло.

— Еще у вас небольшое сотрясение мозга. Лицо выглядит паршиво, но это просто порезы и синяки. Вам повезло, что череп не треснул. Этот парень просто зверь. Вы в больнице «Седарс Синай» на бульваре Беверли. Врач говорит, вы тут еще пару дней пролежите.

Я огляделся и обнаружил, что лежу в отдельной палате с ванной, цветным телевизором и окном. Снаружи было темно.

— У меня нет страховки, — сказал я ему.

— За все платит ваш издатель.

— Стало быть, у них все-таки есть сердце. — Я попытался приподняться, но голова закружилась, и пришлось опуститься обратно на подушку.

— Вам нужно позвонить им, когда будете в состоянии, — Лэмп посмотрел на часы. — Думаю, это стоит отложить до завтра. Вы почти восемь часов провалялись без сознания.

— А что Вик?

— Мы задержали его для допроса и психиатрического освидетельствования. Судя по всему, после Вьетнама это не первый подобный случай. Пару недель назад он избил до полусмерти репортера в Лас-Вегасе.

— Я присутствовал.

— А вы не знаете, почему он хотел убить мистера Дэя?

Вик? Он любил Санни.

— А вот вас он, похоже, не любит.

Я осторожно ощупал лицо пальцами. Губы распухли, и до них было больно дотронуться, нос казался куском теста.

— Расскажите, что случилось с Санни, — сказал я.

— Да-да, конечно. — Он сел, достал блокнот и раскрыл его. — Где-то в три часа ночи по тихоокеанскому времени, когда вы еще ждали своего рейса в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке…

— Вы что, проверили?

— А то! Когда телохранитель покойника избивает какого-то типа с криком «Это ты сделал! Это ты виноват!», я всегда проверяю, где этот тип находился в момент убийства. Потому я и дослужился до лейтенанта. В общем, примерно в три ночи Санни Дэю три раза выстрелили в упор в живот и в грудь. Это произошло в беседке. Он умер до приезда скорой. Обширное внутреннее кровотечение. Он вышел в халате во двор. В постель он не ложился. Стреляли из его собственного пистолета, короткоствольного «Смит энд Вессон Чиф Спешл» тридцать восьмого калибра. Отпечатков пальцев нет. Эрли, телохранитель, говорит, что этот пистолет хранился в кабинете и всегда был заряжен. В доме было еще два пистолета, тоже заряженных, из них не стреляли.

— Кто-то проник на территорию?

— Никаких следов взлома мы не обнаружили. Ничего не пропало. У него тут очень хорошая система безопасности. Электрифицированное ограждение, все дела. Мы сегодня тщательно обследовали территорию и внешнюю стену, и я не думаю, что кто-то проник снаружи. Признаков борьбы нет. Ни на его руках, ни на ногтях, ни на траве — нигде. Я думаю, его застрелил кто-то, кого он впустил, или же убийца уже был в доме. Ну знаете, кто-то из близких. Поэтому мы и приглядываемся к Эрли. Это он нас вызвал. Мисс Дэй, домработница и он сам говорят, что их разбудили выстрелы. — Он закрыл блокнот. — Знаете, мистер Хог, это для меня настоящая честь.

— Что, ваше