– В мэрию.

– Вот именно! По легенде, я не открывала кейс. Значит, думаю, что он набит деньгами. Да?

– Да.

– И, зная это, тем не менее упорно несу его в мэрию, прямо в кабинет Холмогорову, мимо охранников, которые не пропускают ни одной сумки. А как выглядит чиновник, принимающий гостей с кейсами, набитыми деньгами?

– Но ведь в кейсе не деньги! Там бумаги и статуэтка!

– Но я же этого не знаю!

– Как это ты не знаешь?

– Ты сама мне сказала не признаваться в этом Холмогорову! – яростно прошипела я.

Нонна помолчала минуту. Или пять. Потом утомленно процедила:

– Юля, я с тобой сегодня общаюсь с самого утра. И знаешь что?

– Что?

– Я ПРОСТО ОТ ТЕБЯ ОФОНАРЕЛА!!! – заорала Нонна.

– Хорошо, – послушно согласилась я. – А делать-то мне что? Я тут у мэрии в клумбе сижу. Вызвать Холмогорова на улицу?

– Вызови. Все, пока, мне надо работать.

– Нонночка, – взмолилась я. – Подожди! Я код забыла! А куда дела бумажку – тоже не помню. Она, случайно, не у тебя?

– Ты ее положила к себе в сумку. И на ней написано: девятьсот шестьдесят три, пятьсот десять, семьсот сорок четыре! – проорала Нонна. – Как можно за один час забыть число всего из девяти цифр?

– Действительно. Всего-то девять цифр. Мелочь какая.

– У тебя в голове мозги или каша?

– Полагаю, вопрос риторический? Нонночка, ты не могла бы повторить код? Я не успела записать!

…Холмогоров спустился через три минуты после моего звонка. Он выглядел удивленным. Я впервые позвонила сама, раньше инициатива всегда принадлежала ему. И мы никогда не встречались тет-а-тет. А сейчас… Синее небо, сияющее солнце, горячий ветер, пылающие цветы…

Как романтично!

– Андрей Вадимович, держите. Это вам! – сказала я вместо приветствия.

– Юля, что это?

– Вам посылка от депутата городской думы Антона Аркадьевича Воскресенского.

Легкое удивление на лице Холмогорова сменилось катастрофическим недоумением.

Сейчас надо произносить как можно меньше слов.

Чтобы не ляпнуть лишнего.

– А что в кейсе? – метнул в меня молниеносный, но внимательный взгляд Холмогоров. Я услышала свист падающей бомбы и сжалась от страха.

– Деньги, наверное. Воскресенский сказал, он вам должен. Вы сами откройте, посмотрите. Вот код у меня на бумажке записан.

– Никаких денег депутат мне не должен, – отрезал Холмогоров.

– Он очень просил передать вам этот кейс!

– Но почему он использует тебя в качестве курьера? Почему сам не принес?

– Так его же подстрелили!

– Что?! – встрепенулся Андрей Вадимович. – Юля, о чем ты?

Я максимально сжато рассказала Холмогорову о трагедии, случившейся в загородном имении депутата. Старалась быть лаконичной. Не использовала мои излюбленные сложноподчиненные предложения, отбрасывала прочь экспрессивные прилагательные.

– Юль, а тебе это все не приснилось? – покачал головой Холмогоров. – Воскресенский, насколько я знаю, сейчас отдыхает на каком-то курорте. Вроде на Мальдивах. Обещал на целых десять дней отключить свой сотовый. По-моему, это непозволительная роскошь.

– Если мне все это приснилось, откуда кейс?

Холмогоров озадаченно рассматривал чемодан, молчал и хмурился… Видимо, боялся подвоха, провокации. Он даже оглянулся – вероятно, в поисках скрытой камеры.

– Нет, я ничего не понимаю. Ты говоришь… В него стреляли какие-то бандиты? Хмм… Наверное, это связано с бизнесом Воскресенского. Вляпался куда-нибудь…

– А вы хорошо с ним знакомы? То есть были знакомы?

– Ну… Был знаком. Довольно поверхностно. Все равно, Юля! Почему же никто, кроме тебя, не знает об этом происшествии?

– Я сама удивляюсь!

– Но о смерти Воскресенского на следующее же утро кричали бы все местные СМИ.

– Андрей Вадимович! – взмолилась я. – Не мучайте! Откуда я знаю, почему гибель Воскресенского не афишируется. Я не скажу вам больше, чем мне известно. Воскресенский попросил передать вам кейс с деньгами. Вот кейс. Вот бумажка с кодом. Все, я выполнила его поручение, теперь хочу почувствовать себя свободной.

– Но почему же ты так долго не отдавала кейс? – пытливо уставился на меня Холмогоров.

О господи, что ответить? Я не готова к этому вопросу!

Признаться, что не расслышала его фамилию, когда ее произнес Воскресенский? А через пять дней мое сознание вдруг прояснилось и я поняла, кому должна отдать чемодан? Бред с галлюцинациями. Эта версия не пройдет, надо придумать другую.

Ничего, сейчас я выкручусь.

– Видите ли, Андрей Вадимович… С кейсом случился казус.

– Вот как.

– Да. Я рассказала подруге о кейсе с деньгами. Ну, она моя близкая подруга. Потом Нонна зашла ко мне в квартиру в мое отсутствие, увидела кейс на диване. И решила на всякий случай его спрятать. От воров. А вдруг? Спрятала, а сама отчалила в Лондон на несколько дней. Умница такая, убила б! Я тут потихоньку сходила с ума. Думала, кейс на самом деле украли. Сегодня подруга вернулась из Лондона – кстати, привезла мне этот сарафан. Купила в «Хэрродсе». И я сразу же помчалась к вам. Вот.

Сплела кружево.

Славно получилось, нигде не сбилась.

Специально ввернула про сарафан. Во-первых, в качестве доказательства Нонниного пребывания в Лондоне. Иначе байка звучала бы совсем неубедительно. Во-вторых, мне хотелось выглядеть дурочкой. Пусть Холмогоров расслабится – перед ним не хитроумный враг, а глуповатая пустышка… Впрочем, кажется, я и так выгляжу полной идиоткой.

Но рассказ о Лондоне не особо удовлетворил чиновника. Он продолжал гипнотизировать меня тяжелым взглядом… А мне больше нравились наши прежние отношения – изящные и необременительные. Флирт, оставляющий приятное и радостное ощущение, невесомое, ускользающее, как утренняя дымка… А сейчас Холмогоров в чем-то меня подозревает. Словно в его сердце не осталось ни грамма симпатии.

– Если честно, не нравится мне эта история! Ладно, посмотрим, что здесь. – С этими словами мой мучитель набрал код и приоткрыл кейс. – Оп-па!

– Там не деньги? – с деланным равнодушием спросила я. Крышка чемодана загораживала обзор и не позволяла убедиться, что в кейсе отнюдь не деньги, а хорошо знакомые мне английский документ и статуэтка.

Бумаги Холмогоров не тронул, но кобру вынул.

– О, – сказала я. – Милая вещица. Подойдет к интерьеру, выдержанному в африканском стиле. Это подарок от депутата?