– Думаю, Гиббс не станет возражать, если вы возьмете несколько фотографий для того, чтобы переснять их. Потом можно будет вставить некоторые в рамочки и…

– Нет. У меня достаточно своих фотографий. – Мерит снова тронула рукой обложку альбома, который только что закрыла. – К тому же я никогда не знала этого мальчика. Зачем же мне развешивать его фотографии по стенам дома? – Она встретилась глазами с Лорелеей. – Это все рано что расставлять здесь фотографии Гиббса. Или ваши…

Она отвела глаза в сторону, словно устыдившись собственных слов.

– Простите! Не хотела вас обидеть…

– Я все прекрасно понимаю. Честно! Я ведь тоже вдова. Тяжело терять человека, рядом с которым хотел прожить всю свою жизнь.

Лорелея почувствовала, как у нее запекло в груди при одной только мысли о Роберте. Но она лишь заставила себя изобразить на лице еще более лучезарную улыбку.

– Получается, что твоя жизнь внезапно превратилась в такую странную игру, в которой все правила поменялись прямо на ходу. Но это ведь не конец жизни, правда? Мама всегда говорила, что если теряешь кого-то из близких и дорогих тебе людей, значит, надо быть готовым к тому, чтобы открыть свое сердце навстречу чему-то новому.

Мерит в раздражении закрыла глаза и стала дышать глубоко-глубоко, даже костяшки на ее пальцах побелели от напряжения. Оуэн тоже всегда так поступал, когда был еще совсем маленьким и чувствовал, что еще немного, и он не выдержит и расплачется. Лорелея подумала, что, пожалуй, для Мерит было бы лучше, если бы она наконец дала волю своим эмоциям. Билась бы в истерике, кричала, швырялась вещами, визжала, как кошка, прыгала, царапалась… Нельзя держать все в себе, даже если ты родом из Мэна. А там, как известно, испокон веков принято быть сдержанным всегда и во всем.

Поджав губы в одну сплошную линию, Мерит процедила с трудом:

– Пожалуйста, уйдите! И ни слова больше! Вы не сумеете мне помочь. Этого никто не сможет сделать. Так что нечего и пытаться… Ну почему? Почему меня не оставят в покое? Почему пристают со всех сторон? Я сама со всем разберусь без посторонней помощи.

Она снова повернулась спиной к шкафу, и у Лорелеи даже мелькнуло подозрение, что вот сейчас падчерица нырнет внутрь и захлопнет за собой дверцу. И больше никогда не выйдет наружу.

Она не была уверена, что Мерит нужна реакция на ее последние слова, однако у Лорелеи имелся свой ответ на сей счет.

– Потому и пристают, что вы кажетесь такой потерянной, такой одинокой… А большинство людей не могут оставаться равнодушными, когда видят, как кто-то в отчаянии бьется головой об стену, но ничего не может сделать.

– Мерит!

Обе женщины подняли головы. На пороге стоял Оуэн.

– Там какой-то мужчина стоит у парадной двери. Говорит, он пришел насчет кондиционера. Можно его впустить?

На лице Мерит появилось выражение человека, приговоренного к казни, но в самую последнюю минуту получившего отсрочку в исполнении приговора.

– Да, спасибо. А мы здесь наверху даже не услышали, как он звонил.

Она выскочила в коридор. Лорелея молча посмотрела ей вслед. Прямая, негнущаяся спина, обтянутая строгой белоснежной блузкой. Вот она с некоторой чопорностью стала спускаться по лестнице, а Лорелея подумала, что ее падчерице уже давно пора закатить скандал просто так, на пустом месте. Схватить что-нибудь, первое, что попадет под руку, и со всего размаха швырнуть это «что-то» в стену, а потом наблюдать за тем, как осколки разлетаются по всей комнате, издавая шуршащие звуки, как это бывает, когда первые капли дождя падают на сухую землю. За свои тридцать шесть лет Лорелея уже несколько раз практиковала подобные экзерсисы. И она наверняка знала, что это помогает. Напряжение спадает уже только от того, что наблюдаешь за тем, как разлетаются осколки в разные стороны. А вместе с ними странным образом утихает и твоя боль. Да и все проблемы вдруг предстают совсем в ином свете и кажутся вполне решаемыми и преодолимыми. Да, Мерит просто обязана устроить себе такую разрядку. К счастью, ждать придется недолго. Ведь она готовится положить к ногам падчерицы еще одну неприятность. И какую!

Лорелея тяжело оперлась на тележку, разглядывая витрину с выставленными на ней органическими продуктами и, как всегда, решая не самую простую задачу. Что купить? То, что полезно для здоровья? Или то, что потом можно будет заставить Оуэна съесть? Вот Мерит без разговоров проглотит все, что перед ней поставят. Правда, все в микроскопических порциях. А Роберт рассказывал, что в детстве у нее был отменный аппетит, ела, можно сказать, за троих, восполняя энергию, необходимую для того, чтобы лазить по деревьям и бегать наперегонки с соседскими мальчишками. И щеголяла она исключительно в майках, разукрашенных блестками, и такие же сверкающие обручи для волос на голове. Лорелея ни за что бы не поверила этим словам мужа, если бы не фотографии, на которых девочка запечатлена именно в таком прикиде.

По словам Роберта, и бег на перегонки, и лазание по деревьям прекратились сразу же после смерти матери. А вот по части одежды вкусы остались прежними. Даже женитьба отца на Лорелее не уменьшила тягу дочери к креативности. Трудно сказать, когда было покончено и с креативностью тоже и на свет божий вылупилась совершенно новая Мерит, особа с плотно поджатыми губами, в мешковатой, не по размеру, одежде. Но скорее всего все эти странные метаморфозы случились с Мерит уже после того, как она вышла замуж за Кэла.

Лорелея сняла с полки пакет органического салата из капусты и швырнула его в тележку, даже не взглянув на сопроводительную информацию о товаре. Надо торопиться, пока силы совсем не оставили ее. Уже в который раз Лорелея подумала о матери, вспомнила, как долго и как тяжело та умирала, как порой молила дать ей такую таблетку, чтобы разом покончить со всеми мучениями. Теперь-то Лорелея хорошо понимала маму, хорошо понимала, каково умирать, когда смерть превращается в затяжной процесс. Каково это изо дня в день мучиться и ждать конца, понимая, что развязка неизбежна и она наступит рано или поздно. Иногда по утрам ей было так плохо, что она молила Бога о том, чтобы это все побыстрее закончилось. Но нет! Еще не время… Еще слишком рано… Ведь у нее же есть еще Оуэн, ее ненаглядный сынок, который скоро останется круглым сиротой. И тогда ему потребуется кто-то, близкий человек, который смог бы о нем позаботиться. Мысли о сыне давали Лорелее силы двигаться. Она с трудом ходила по дому, еле-еле переставляя ноги. Но при этом неизменно улыбалась, готовила завтраки и вообще делала всю работу по дому так, словно все в ее жизни распрекрасно и расчудесно. Хотя на самом деле ничего хорошего в ее жизни уже давно не было.

Вот и сейчас она навалилась всем телом на ручку тележки, притворившись, что изучает упаковку с морковкой для грудных детей, давая себе хотя бы кратковременный отдых от лишних усилий. Словно сидишь перед приборной панелью на борту «Боинга» и следишь за тем, как мигают лампочки-индикаторы. Если бы не взгляды посторонних, то она бы с величайшим наслаждением опустилась прямо на пол, прижалась разгоряченной щекой к прохладному ламинату и немедленно погрузилась в сон.