Больше на машину он ни разу не взглянул – вернулся на дорогу и зашагал вперёд, не останавливаясь и не оборачиваясь. Марина едва поспевала за ним. Но странным образом это приносило облегчение: на мрачные размышления попросту не оставалось времени. Спина проводника сейчас была главным ориентиром и главной целью. Когда кто-то указывает путь и задаёт темп, идти легче.

…но всё-таки не настолько легко, чтобы их путешествие превратилось в расслабленную прогулку. Солнце пекло голову. В непромокаемом полукомбинезоне было жарко. Вода хлюпала под ногами. А впереди была река.

Лёд на реке давно не был ни прозрачным, ни прочным. Матово-белый, слоистый, сочившийся водой, он не выдержал бы веса человека – и не выдерживал: ноги проваливались в водно-ледяную кашу. Каждый шаг был усилием, каждый шаг был риском: споткнёшься – окунёшься.

Зелёный цвет леса, белый цвет реки, снова зелёный… и вот впереди показался бежевый. Проводник привёл её в пустыню.

Никакой земли – только песок. Ветер разрисовал барханы волнистыми узорами. Солнце иссушило редкие пучки травы. Самая настоящая пустыня.

Но вместо кактусов здесь были сосны. А вместо бескрайности была миниатюрность: едва войдя в царство песков, проводник и Марина уже видели противоположный край пустыни, за которым вновь зеленели леса, а ещё темнела горная гряда, прикрытая шапками снега.

Пустыня была неожиданной и маленькой, словно игрушка какого-нибудь божества, оброненная посреди лесов, болот и гор.

Удивление. Интерес. Пелена, заглушившая чувства Марины, начала таять, испаряться под ярким солнцем.

Марина впервые толком рассмотрела проводника. Он был пожилым, коренастым – и удивительно гармонировавшим со здешней природой. Седая щетина покрыла всю нижнюю часть его лица – но этого щетине показалось мало: как мхи и лишайники расползаются по камням, так и она захватывала всё новые территории, вплотную окружила губы, нырнула под ворот, поднялась к скулам. Глаза проводника были светлыми, ясными. Кожа – обветренной, плотной, собравшейся в крупные складки и прорезанной глубокими морщинами. Ладони – широкими, жилистыми.

– Знаешь эти цветы? – проводник указал на что-то впереди.

Марина спохватилась, что слишком уж пялилась на него, и перевела взгляд.

Впереди виднелся фиолетовый букет. А за ним ещё один. И ещё. Казалось, в этой пустыне цветёт каждая кочка. Многие скопления цветов были обрамлены подложкой из кучерявых веток, коричневатых и серых. Немножко фантазии – и эти засохшие ветки можно было бы принять за изящную медную и серебряную ковку.

Сами цветы тоже были припорошены серебром: их короткие плотные стебли покрывал серый пух. Даже лепестки были пушистыми, это слегка размывало контуры, делало их акварельными. А в укрытии лепестков пряталось по маленькому солнышку из ярко-жёлтых тычинок.

Марина никогда не видела таких растений прежде. Нежные, но упрямые, они росли среди песков так же, как подснежники росли среди снегов. Однако подснежники были скромнее, их цветы были белыми, как снег, с каёмкой зелёной, как трава. А пустынные цветы не стеснялись выделяться на фоне однообразно-бежевого песка. Хотя…

Марина присела, зачерпнула немного песка, поднесла ладонь к лицу. Нет, песок не был однообразным: тёмно-серые песчинки, почти белые, оранжевые… Большое единство складывалось из мелких разнообразий.

Снова посмотрев на цветы, до которых теперь можно было дотянуться рукой, Марина вспомнила о вопросе проводника:

– Нет, не знаю. Они какие-то местные?

– Можно и так сказать, – кивнул проводник. – Их иногда зовут сибирскими подснежниками. Но чаще – сон-травой.

Брови Марины удивлённо изогнулись. От названия повеяло сказочностью. «Сон-трава» – это звучало как что-то родственное разрыв-траве или цветку папоротника. Как ингредиент для ведьминского зелья.

– Они влияют на сны?

– Природное снотворное.

– Впервые вижу такое красивое лекарство, – Марина потянулась к ближайшему цветку, провела пальцем по пушистому стеблю.

– Не только лекарство, но и яд.

Марина отдёрнула руку.

Проводник хмыкнул:

– В природе часто так. Да и не только в ней. Пойдём-ка к озеру.

В этой чудной пустыне даже озеро имелось. Один его берег был крутым барханом, другой – пологим оазисом. Летом оазис, наверное, утопал в зелени, его покрывали сочная трава, густые листва берёзок и хвоя лиственниц. Но сейчас оазис выглядел омертвелым, а озеро всё ещё было сковано льдом.

Впрочем, у берегов уже показалась вода.

– Попей, станет легче, – проводник протянул флягу.

Марина послушно опустилась на корточки и, повторяя движения проводника, стала набирать воду во флягу. Едва пальцы коснулись поверхности озера, в них иголками впился холод. Вода была ледяной. Если её даже касаться больно, то как же её пить?..

Проводник запрокинул голову, закрыл глаза и прильнул губами к своей фляге. Марина покосилась на него, резко выдохнула и сделала глоток.

В горло полился расплавленный металл. Очень холодное сложно отличить от очень горячего: оно так же обжигает и вызывает шок. У Марины свело челюсти, заныли зубы, перехватило дыхание.

– Эй, ты чего, не залпом же… – проводник обеспокоенно похлопал её по спине, когда Марина поперхнулась и закашлялась.

На глазах выступили слёзы, Марина шумно дышала ртом. Зачем она сделала такой большой глоток, почему не пила медленно, по чуть-чуть? Возможно, что-то случилось с инстинктом самосохранения. Опять. Словно и не было всех этих открытий и уроков, после которых она, как ей казалось, стала осторожнее.

Проводник покачал головой:

– Помнишь, зачем мы здесь?

Марина помнила.

Они не спеша двинулись в глубь пустыни. Солнце всё ещё стояло высоко и светило совершенно по-летнему. Как при такой жаре сохранялись снег и лёд? Наверное, ночи здесь до сих пор были холодными.

– Кстати, какой это месяц?

– Конец мая, – буднично ответил проводник.

– Но… утром же чуть не пошёл снег. Да и вокруг… – Марина широким жестом обвела окружающий пейзаж, как бы призывая его в свидетели.

– Ты не здешняя, – проводник не спрашивал, а констатировал, – не привыкла к нашей «весенней зиме». По сравнению с календарной зимой сейчас прям курорт, уж поверь.

Она поверила. И жизнь, и Куратор из раза в раз тыкали её носом в излишнюю доверчивость, призывая быть осмотрительнее. Но всё путешествие с проводником было вопросом доверия. Сейчас не просто можно было – сейчас нужно было расслабиться и открыться. Чтобы лекарство подействовало.

– Выбирай бархан.

Марина покосилась на проводника, чтобы проверить, не шутит ли. Он не шутил.

Теперь не она шла за ним, а наоборот. Марина искала – прокладывала – путь. Никаких дорог или хотя бы тропинок здесь не было: полная неопределённость, полная свобода. Никто не подскажет, но никто и не ограничит.