Валерия всю ночь страдала, томилась, просила о пощаде и спасении вместе со своей героиней по имени Любовь. Она была этой героиней. Куклой-богиней. Ей к утру даже показалось, что она порозовела. Что по ее жилам потекла яркая и свежая кровь. Но зеркало выдало то же изображение. Женщины-воина. Борца с собственной судьбой.

Она отстояла свой холодный душ, далее все по программе. Вышла на рассвете в привычном наряде с огромными и яркими цветами. И редкие прохожие на мгновение цепенели, взглянув в ее каменное лицо, которое прятало тайны нежной и страстной женщины, ждущей спасения от хозяйки хеппи-энда.

В это утро Валерия гуляла очень долго. Солнце стало откровенным, жарким. Оно слепило глаза, которые никогда не щурились. На одном повороте Валерия споткнулась. Но не упала, потому что ее поддержала сильная мужская рука. Она удивленно оглянулась. На нее смотрело мужское лицо. Яркое, как солнце. Сверкнула белозубая улыбка, черным золотом блеснули глаза.

— Все нормально? — спросил парень. — Вы не против, если я вас провожу? У меня как раз осталось время до работы.

И Валерия потрясенно кивнула. А поиск памяти выдал: «Это подарок для твоей героини. Запоминай его».

Она пригласила мужчину зайти выпить чаю или кофе. Он согласился. Рассказал, что его зовут Игорем, что приехал в Москву из Сочи в командировку — по обмену опытом специалистами. Живет в квартире неподалеку, которую для него сняла фирма. Они говорили легко и просто. Наверное, Валерия еще ни с кем так не разговаривала. Она рассказала ему о себе все. Почти все. Кроме истории с Павликом. Игорь очень заинтересовался ее книжками, взял две с собой в дорогу, ушел, ни о чем не договариваясь.

А вечером позвонил в дверь. Валерия нисколько не удивилась. Она днем ходила по продуктовым магазинам и покупала продукты, как для семьи. Даже поехала на рынок, о котором без конца говорят все домохозяйки на улице. И к вечеру надела свое торжественное длинное черное платье, но гулять не пошла. Она подала ужин, разлила по бокалам вино, рассказала о своей новой героине. Игорь вдруг сказал:

— Я неплохо рисую. Хочешь, я тебе нарисую эту твою героиню? Эту куклу-богиню? Интересно, что получится у меня… Узнаешь ли ты ее?

Валерия кивнула, ее как-то необычно грело, что этот молодой парень сразу стал говорить ей «ты».

После ужина Игорь взял протянутый ею большой лист бумаги для чертежей, черный фломастер и стал уверенно, сосредоточенно рисовать. Временами задумывался, потом кивал себе, как будто решил с собой важный вопрос, и продолжал. Он показал результат через двадцать минут. Валерии не хватило воздуха, чтобы вздохнуть. Это была она! Та женщина, которая родилась в ее мозгу и которую, кроме нее, еще никто не видел. А она ее представила в таких деталях. Только она и видела куклу-богиню в подробностях. А полузнакомый парень нарисовал ее портрет в полный рост, обнаженной, и не узнать ее невозможно. То ли это какой-то гениальный парень, то ли Валерия так хорошо описала свою героиню-любовь. Но случилось, конечно, чудо.

— Понравилось? — улыбнулся Игорь. — Вижу, что да. Значит, это и есть твой эталон настоящей женщины? Хочешь, я тебе нарисую свой эталон?

— Хочу, — серьезно ответила Валерия.

Через полчаса она напряженно, как ученый на подступе к решению задачи всей жизни, смотрела на другое изображение во весь лист. Это было ее лицо, только не мрачное, как ей всегда казалось, а печальное и загадочное. Это было ее тело — узкое и длинное, но не тусклое и неподвижное, как деревенский погост, а гибкое, изогнутое в расслабленности или страсти, с руками, закинутыми над головой. На ней не было одежды. Только кусок черной ткани прикрывал низ живота. А вверху, как символ и знак судьбы, над вытянутыми вверх руками, лежали большие раскрытые ножницы. Они странно были похожи на ее изображение. Они так раскрывали все ее тайны. Она ведь именно так резала и кроила свою и не только свою судьбу.

Ночью Валерия почти в ужасе думала: что это? Неужели это на самом деле похоть? Ей это дано? Тело стонало и требовало продолжения в этих ловких, сильных, вкрадчивых и горячих руках. Если это похоть, то она достойна того, чтобы смыть с земли всю не похоть, антипохоть, врагов похоти. Она вызвала в Валерии то, чего в ней, казалось, не было. Нежность, потребность в ласке и… да, у нее, оказывается, есть слезы. А в жилах забилась кровь.

Когда Игорь уснул, Валерия села писать. Она щедро подарила все своей героине по имени Любовь. Ведь она явилась ей, чтобы сообщить, что жизнь не кончилась, что в ее сердце постучится женское чувство. Наконец.

Утром она позвонила на работу и сказала, что заболела, отлежится дома. Будет на связи. Не вышла утром на прогулку. Не вышла и вечером. Она создавала своей героине несчастья, преодоления, щедро делилась тем, что испытала впервые. И точно знала, что такого не испытывал еще никто. Перечитывала очередную страницу и убеждалась в этом: да, не испытывал еще никто.

Так они прожили две недели. Валерия осваивала сверкающее блаженство, а ее героиня плыла по нему, как нимфа и русалка, к своему яркому и полному хеппи-энду. Игорь приходил после работы с цветами, сладостями, вел себя, как хозяин. Даже убирал и готовил. А потом рисовал. Рисовал он только Валерию в разных позах, а из ее диковинных одежд оставлял на ней лишь кусочек ткани — черной или в цветах. И везде — ножницы, как символ судьбы.

Валерия Горильская отправила в издательство свой лучший роман с победившим все хеппи-эндом через две недели. Отправила вечером в ночь собственного хеппи-энда. Когда она уснула, счастливая, на рассвете, ее прекрасный любовник ласково поцеловал ее в спящие губы, встал, оделся и перерезал Валерии горло острым восточным клинком. Потом спокойно позвонил в полицию, открыл дверь приехавшему наряду и показал паспорт жителя Новосибирска Павла Горильского двадцати восьми лет.

— Неужели вам не жалко было родную мать? — спросила судья на процессе.

— Жалко, — ответил он. — Я очень ее люблю. Только ее и люблю. Потому и решил, что она умрет счастливой. Просто жить она не могла. У нее не получалось.

Павлу дали двадцать лет строгого режима. По дороге на зону он умудрился разбить окно вагона, выбрался, пробежал метров десять, дождался и лег на рельсы под следующий поезд. Вернулся к матери и любовнице. Так получилось у сына хозяйки хеппи-энда. Он написал свой счастливый финал. Никуда не деться от наследственности.

Она шагнула из ванны к зеркалу, окутанному паром. Задумчиво посмотрела даже не на свое отражение, а в этот туман. В нем лучше было видно то, чего нет, но что обязательно должно быть. Она видела в тусклом свете, в оседающих на зеркальную поверхность капельках уставшего парить мокрого воздуха женщину-мечту, женщину-соблазн, искушение. Марина видела пленительное лицо, томные глаза, зовущие губы. Ощущала полную, налитую женственностью грудь, атласные бедра, стройные ноги с маленькими ступнями, готовыми скользнуть в туфельки Золушки.