Между тем близилась 20-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. И в её преддверии должен был состояться обещанный городской смотр-конкурс художественной самодеятельности. И накануне я принял участие в генеральной репетиции. Оказалось, что помимо меня, братьев-чечёточников и частушечницы от порта планируется выставить ещё и ложечника. Докер Шквырин работал в пакгаузах Карантинной гавани, это был бородатый, неулыбчивый мужик, всем своим видом демонстрировавший, что этот смотр ему даром сдался и он всего лишь делает одолжение. Справедливости ради стоит отметить, что выстукивал Шквырин на ложках виртуозно, так что братья Дёмины тихо сопели в зале. Если, конечно, можно сравнивать чечётку ногами и ритм на ложках.

Я выступал последним, без помарок исполнил обе песни, после чего триумвират членов комиссии вынес своё одобрение просмотренным номерам, и всем было велено завтра в пять вечера – за час до начала конкурса – стоять возле служебного входа Дворца пионеров. По такому случаю мне официально выписали отгул.

И так получилось, что мы с Варечкой, как я её про себя называл, покидали актовый зал последними. Ну как – получилось, просто я как бы невзначай задержался, лелея мысль ещё раз проводить её до дома. Комсорг за столом заполняла какие-то бумажки, а я, думая о своём, то есть о ней, что-то на автомате наигрывал на вполне неплохом инструменте, который мне выделили во временное пользование от щедрот своих в нашем ДК и который перед уходом я должен сдать под расписку дежурному.

– А что это? Тоже что-то новое? – спросила вдруг Варя, оторвавшись от бумаг.

Так, а что я, собственно, сейчас играл? Блин, это же тема из песни «Потерянный рай»[18] в исполнении Кипелова. Понятно, без всяких сольных партий, на обычной шестиструнке с моими скромными музыкальными способностями такое не изобразишь. Но мелодия вполне прослеживалась. А ведь когда-то я пел её в узком студенческом кругу, она тогда как раз вышла на диске.

– Называется песня «Потерянный рай», я её недавно сочинил от нечего делать, – нагло приписал я себе чужие лавры.

Всё ж таки до Кипелова с «Арией» ещё целая вечность, да и не факт, что в эту эпоху песня приживётся, даже если ею заинтересуются профессиональные музыканты. Как-то слабо я себе представлял того же Утёсова в качестве хард-рокера, а ведь он считается чуть ли не самым прогрессивным исполнителем на данный момент.

Как бы там ни было, Варя настояла на том, чтобы я исполнил вещь немедленно. Я не стал ломаться, словно красна девица на первом свидании, и душевно спел рок-балладу, краем глаза поглядывая на мою единственную слушательницу. А ей нравилось, ей-богу нравилось! Вон как щёчки раскраснелись, глазки заблестели… Окончание песни я исполнил на таком подъёме, так прочувственно, что и сам от себя не ожидал.

– Какая замечательная, необычная песня, – прошептала Варя, когда затих последний аккорд.

Я скромно пожал плечами, мол, ничего особенного, подумаешь, я ещё и вышивать могу, и на машинке тоже.

– А почему ты не хочешь её сыграть на конкурсе? – спросила она, незаметно для себя переходя на «ты».

– Почему не хочу? Мне никто не предлагал.

– Так никто и не знал, что она у тебя есть.

Логично, что, впрочем, и неудивительно, поскольку я вообще не задумывался над тем, чтобы предложить песни из далёкого будущего.

– Эх, жаль, что отбор уже закончился и Фёдор Кузьмич и Вольдемар Юрьевич ушли.

– Может, устроить завтра сюрприз? – легкомысленно предложил я.

– В каком смысле?

– Ну, исполнить «Шаланды» и «Тёмную ночь», а затем в качестве подарка слушателям ещё и «Потерянный рай».

– А неплохая идея… Вот только слово «рай» звучит как-то не по-советски, – сникла Варя. – Да и демон этот, дыхание который похищает… Мистикой попахивает.

– Тогда обойдёмся без сюрпризов, – легко согласился я.

– Жаль… А может, объяснить, если вдруг шум поднимется, что рай и демон – всего лишь… как их… метафоры!

– Что на самом деле в песне описывается борьба светлого будущего и тёмного прошлого и светлое будущее по-любому одержит победу?

– Точно! Может быть, под таким соусом и ничего, и получится?

– Ой, не знаю, не знаю… Предлагаю всё же не рисковать, – стал отнекиваться я, побуждаемый прежде всего мыслью, что лишняя шумиха насчёт репертуара мне тоже ни к чему. – Да ты не расстраивайся, и этих двух песен за глаза хватит.

– Пожалуй, – вздохнула Варя.

Как расстроилась-то. Предложу-ка я ей менее спорный вариант. Провёл рукой по струнам и, сыграв короткое вступление, запел:

Варя, затаив дыхание, дослушала песню до конца, а затем восторженно попросила исполнить её снова. Что ж, мне не жалко.

– Здорово! – констатировала она после повторного прослушивания. – А это кто сочинил?

– Тоже знакомый, только другой, Костя Никольский.

– Вот эту ты можешь спеть без вопросов!

– Ладно, уговорила, – рассмеялся я. – А давай я тебя снова провожу. А то уже поздно, а тут, видишь, дела какие творятся, людей пачками убивают.

– Ой, да, ужас какой, хоть и бандиты, а всё равно живые же люди… Свои своих стреляют. А сам не боишься назад в темноте потом один идти?

Я снисходительно усмехнулся. Это лучше меня пусть боятся. Но вслух ничего говорить не стал.

Минут через пятнадцать Варя накинула свой плащик, и мы двинулись к её дому. Выходили – на небе не было ни облачка, а не успели и пары кварталов пройти, как заморосило. Я поднял воротник своей куртки, подумав, как здорово было бы пригласить девушку, например, в ресторан. Тем более что деньги имелись. Часть я припрятал, а тысячу в разных купюрах захватил сегодня с собой.

В этот момент мы, как специально, проходили мимо кафе «Гиацинт». За большой витриной играли музыканты и кружились в танце пары, и я не выдержал, придержал девушку за локоток.

– Варя, а не заглянуть ли нам в это приятное заведение? Как ты смотришь на такое предложение?

– Да ты что, там же цены какие! Да и вообще все эти кафе и рестораны – пережиток буржуазного прошлого.

– Вот и покажем, что пролетарии тоже имеют право на культурный отдых. А насчёт денег не волнуйся, у меня есть.

– Ну, я не знаю… Если только недолго, родители ждут… Там, наверное, и мест свободных нет.

Места сразу нашлись, как только я помахал перед носом официанта десятирублёвой купюрой. Тут же организовали столик в укромном уголке, откуда легко просматривался весь зал. Не ресторан, понятно, не столица, но с виду выглядит неплохо. Правда, мы с Варей в наших скромных нарядах смотрелись на общем фоне довольно серо, отчего моя спутница сжалась, словно воробушек. Ладно, посмотрим, как с обслуживанием. Принесли меню, я предложил Варе выбрать и, видя, что она испытывает затруднения, повернулся к кёльнеру: