Лёгкий шорох сзади заставил меня резко обернуться и отпрянуть в сторону. В слабом отсвете уличного фонаря мелькнула тень, я сделал подсечку, и в следующее мгновение нападавший растянулся на булыжной мостовой. Я тут же оказался сверху, на его спине, заломил руку, из которой выпал приличных размеров нож с широким лезвием. С таким только на кабанов ходить, а тут на живого человека!

– Больно, отпусти! – простонал отморозок.

Я перевернул его ко мне лицом, продолжая держать запястье на болевом. Одно неверное движение – и он навсегда останется инвалидом. Парню лет двадцать пять, как говорится, вся жизнь впереди, но мне его не жалко. Только что он хотел вогнать в меня сантиметров пятнадцать хорошо заточенной стали, явно не с намерением выразить своё ко мне благорасположение.

Я собирался поговорить с ним по душам, без свидетелей, а здесь в любой момент мог появиться запоздалый прохожий. Поэтому, продолжая держать руку заломленной, я пихнул грабителя, или кто он там, в сторону канавы, расположенной по другую сторону дороги. По дну канавы журчал ручеёк, но явно не канализация – соответствующей вони не наблюдалось. Бросил его на грязный, мокрый склон, в уверенности, что тот не сделает попытки убежать. Уж в психологии людей я за свою жизнь немного разбираться научился. Затем поднёс к его лицу остриё конфискованного ножа и, глядя немигающим взглядом в зрачки оцепеневшего парня, спокойным тоном поинтересовался:

– Кто ты, безумец, и что за радость была тебе в моей кончине?

Сам не понял, почему решил выразиться в подобном штиле, но мне эта фраза понравилась. А парень пытался ещё играть в бесстрашного героя.

– Всё равно тебе не жить, – скривился он, сжимая правое запястье пальцами левой руки, словно от этого боль станет меньше.

Вон оно как, видно, неспроста на меня этот урка накинулся. Что ж, вечер перестаёт быть томным.

– Слушай, а ты на пианино не играешь? – сменил я тональность.

Отморозок не без удивления отрицательно покачал головой.

– Ну, тогда особо не расстроишься, если за каждый неверный ответ я буду ампутировать тебе по одному пальцу. А что ответ неверный – я почувствую, у меня в голове стоит неплохой такой детектор лжи. Так что советую говорить правду.

Тот, наверное, и не знал, что такое детектор лжи, но судорожно сглотнул, уставясь на покрытый каплями дождя металл лезвия, словно кролик на удава.

– А для начала, в качестве наказания за твой проступок, я всё же лишу тебя одного пальца. На первый раз мизинца.

Тут же резким движением выгнул его левое запястье и… Чёрт возьми, не так-то просто отрезать палец находящейся на весу руки, да ещё когда жертва дёргается и вопит благим матом. Надеюсь, поблизости никто не прогуливается в этот поздний час. Но я всё же справился с поставленной задачей. Отпустил запястье, и бандит схватился за жалкий, кровоточащий обрубок.

– Сука! А-а-а-а!!!

Одного хорошего удара в область уха хватило, чтобы вопли перешли во всхлипывания.

– Итак, – произнёс я, держа перед его носом отрезанный мизинец, – итак, как тебя зовут? Отвечай быстро, три секунды задержки – и лишишься ещё одного пальца.

На его месте я точно не строил бы из себя героя, вот и он решил проявить благоразумие.

– Витка Червонец.

– А настоящая фамилия?

– Герасимов.

– Давно уркой заделался?

– С пацанов ещё. Батя мой уркой был, ещё при царе сидел, и я тоже.

– Что – тоже?

– Тоже сидел… почти.

– Как это «почти»? И за что?

– Да в Николаеве фраера одного дербанули, покалечили до смерти, а тот шишкой оказался, – захлёбываясь словами, тараторил урка. – Менты за это дело серьёзно взялись, взяли нас, мне червонец выписали. Да только на пересылке я сбежал, в Николаев возвращаться было опасно, сюда прибился, к местным уркам.

– И кто же меня заказал? – задал я наиболее интересовавший меня вопрос.

– Да никто, я сам на гоп-стоп пошёл… Ай, нет, не надо! – завопил Червонец, увидев, что я собираюсь отчекрыжить ему ещё один палец.

– Всё скажу, только не надо!

– Говори, я слушаю. Три секунды у тебя есть. Одна, две…

– Московские тебя заказали.

Оп-па, а это уже интересно. Тут же всплыло в памяти знакомое лицо на перроне Курского вокзала. Видно, не показалось. И как ведь выследили! Красавцы!

– Кто именно, как зовут, как выглядят? Где договорились встретиться и когда?

В следующие несколько минут я стал обладателем ценной для меня информации. Видно, очень не хотел Червонец лишаться очередного пальца. Правда, он ещё не догадывался, что я ему уготовил.

А напоследок ещё один вопрос:

– И во сколько меня оценили?

– Пятьсот.

– Так дёшево?! – изумился я. – Да у нас докер в порту больше в месяц зарабатывает.

– Сукой буду, не вру, – побожился на свой манер Червонец.

– Ладно, верю.

Лезвие с лёгким хрустом вошло в грудную клетку. Где находится сердце, я прекрасно знал, поэтому парень практически не мучился. Умер он с удивлённо-обиженным выражением лица. Ну так я и не обещал, что сохраню жизнь, уговор был только насчёт пальцев. А вот сейчас жалость во мне где-то глубоко внутри шевельнулась, но я усилием воли загнал её обратно. Не время пока, не время. Нужно разобраться с московской делегацией, пока есть такая возможность. На смену утром, впереди вся ночь, чтобы утрясти личные дела. Надеюсь, Червонец не соврал и встреча состоится в том самом месте, о котором он мне рассказал.

До улицы Базарной я добирался пешим ходом около часа, несколько раз пересекая трамвайные пути. Всё-таки город я знал не настолько хорошо, чтобы практически среди ночи без подсказки редких прохожих найти нужный адрес. Благодаря подсказке запоздалого гуляки выяснил, что Базарная нынче называется улицей Кирова, иначе так и бродил бы до бесконечности. При этом я старался прикрывать нижнюю часть лица ладонью или выбирать места потемнее, чтобы моя физиономия не отпечаталась в зрительной памяти тех, с кем я общался.

Ничем не примечательная улица, разве что чисто местечковая архитектура и здания постройки XIX века.[14] Наверное, тут много чем торговали когда-то, судя по названию, но сейчас по пути к дому номер 13 мне попалась лишь одна скобяная лавка. Номер дома особого суеверия у меня не вызвал. Если кому-то и грозят неприятности, то пусть это будут его нынешние обитатели. Вернее, отдельная их часть, собравшаяся на этой малине в одноэтажном деревянном доме на кирпичном фундаменте, запрятанном в глубине двора. Если верить словам Червонца, здесь должно находиться пять – семь человек. Двое москвичей, а остальные – представители местной криминальной братии. Это не считая хозяйки, подслеповатой и глуховатой старушки, потерявшей здоровье ещё по молодости на каторге, куда угодила за участие в банде грабителей. Видно, бойкая была девчушка.