Особенно пафосное звучание косовская тема приобрела в первой четверти XX века, когда на западе Балкан восторжествовали идеи югославизма. Убежденный сторонник союза «братских народов» хорватский архитектор и скульптор Иван Мештрович задумал возвести на Косовом поле величественный Видовданский храм в греко-римском и древнеегипетском стилях, а внутри установить десятки мраморных скульптур и барельефов: аллею полуобнаженных кариатид (матерей, жен и сестер погибших героев), а также фигуры собственно косовских мучеников. Мештрович проектировал Видовданский храм как архитектурное посвящение «религии решительной жертвы»: «Его фундамент — это павшие, его колонны — это страждущие, его купол — это бессмертные души». Скульптор по-своему интерпретировал сербский миф, полагая, что у каждого «южнославянского племени» есть свое Косово. Для хорватов это гора Гвозд, где в 1097 году венгерские солдаты убили последнего правителя независимого королевства Петара Свачича. Для боснийцев это город Яйце, место казни османами в 1463 году молодого короля Степана Томашевича, со смертью которого пресеклась домашняя династия Котроманичей. Мештрович воспринимал Косово как символ всех поражений всех южнославянских народов, а Видовданский храм — как символ их всеобщего земного и небесного воскрешения.

Иван Мештрович. Видовданский храм. Эскиз. До 1923 года

Фрагменты своего проекта архитектор с шумным успехом представил на художественной биеннале в Риме в 1911 году. До конца Первой мировой войны он с триумфом выставлял в европейских столицах скульптуры «косовского цикла», работы действительно превосходных художественных достоинств, некоторые мне доводилось видеть. О Мештровиче с восторгом писали как о южнославянском Вагнере, его скульптуры приравнивали к античным шедеврам, но гигантский строительный проект по разным причинам так и не был осуществлен. Теперь такое строительство на Косовом поле невозможно вообразить. У албанцев свои представления о жертвенном, святом и прекрасном, их храм свободы — могильник клана Яшари в селе Преказ. А Видовданский макет хранится в Национальном музее города Крушевац, древней столицы княжества Лазаря.

В основе политической интерпретации легенды кроется убежденность в том, что Косово — сердце Сербии и сербского государства; иными словами, без обладания этой территорией ни сербы, ни Сербия невозможны. Отсюда, кстати, и библейская аллюзия тоста «стременной» рюмки ракии: Косово есть сербский Иерусалим, сербы суть балканский «народ Израилев», «небесный народ» в вечном поиске утраченной родины. Эта концепция была внятно артикулирована как часть общественной дискуссии начала XIX века (того времени, когда постепенно, в боях с османами, восстанавливалась сербская государственность), чтобы превратиться в критически важную часть национальной идеологии. Подробно и очень убедительно об этом пишет в книге «Смерть на Косовом поле» белградский историк и антрополог Иван Чолович. В конце концов, ведь не случайно же британец Фрэнк Моттершоу, автор первого в истории Сербии кинофильма «Коронация Петра I Карагеоргиевича» (1904 год), по настоянию белградских, как сказали бы сейчас, спонсоров включил в свою ленту костюмированный эпизод с участием Милоша Обилича, братьев Юговичей и князя Лазаря.

Современные историки в значительной степени корректируют подобный подход, что не сказывается на стойкости славянского миража, который не блекнет и не растворяется в дымке прошлого. А прошлое таково: славянские племена появились на Балканах в начале VII столетия, но первые сербские княжества образовались не на земле Косова, а севернее, в области Рашка, и западнее, в нынешней Черногории (Дукля). Постепенно сербы проникали южнее, ассимилируя местное население, но до конца XII века территория Косова принадлежала то Византии, то Болгарии. Сербское государство консолидировалось при власти династии Неманичей, и в середине XIV столетия самый удачливый из них, король Стефан Душан, провозгласил себя императором. Его владения простирались до берегов Эгейского моря и Пелопоннеса, включая в себя всю нынешнюю Албанию. Столица греко-римской империи Душана, рассыпавшейся вскоре после его смерти на полдюжины феодальных княжеств, располагалась не в Призрене или Приштине, а в Скопье. Первой резиденцией сербских архиепископов был монастырь Жича в Рашке, где венчались на царство 19 правителей. Это, конечно, не отменяет тот факт, что на территории Косова находится немало православных святынь, а в городе Печ дважды в истории (1346–1463 и 1557–1766 годы) базировалась Сербская патриархия. Некоторые исследователи, впрочем, высказывают мнение, что для Сербии времен Стефана Милутина и Душана Сильного важность Косова заключалась в запасах полезных ископаемых, а не в соображениях духовного свойства.

Под властью османов Косово стало провинцией самого развитого европейского государства своей эпохи. В 1490 году, когда дотошные налоговые чиновники впервые переписали население области, его численность составляла около 350 тысяч человек. Официальной религией был ислам суннитского толка, но албанское и славянское население по-прежнему верило в Иисуса. Аллаху в основном поклонялись чиновники, военная знать и немногочисленные мигранты из Анатолии. Как писал в середине XIX века один французский путешественник, «Магомет не злоупотреблял своей победой». Постепенно Османская империя стала приходить в упадок, все сильнее проявлялось ее отставание от западноевропейских государств, и это отставание, несмотря на эпизодические военные победы, не удавалось преодолеть. В конце XVII и первой половине XVIII столетия, когда большинство населения Косова еще составляли славяне, область дважды ненадолго брала под контроль австрийская армия, но оба раза военные обстоятельства заставили габсбургских генералов отступить. Из-за страха массовых репрессий произошло так называемое Великое переселение сербов за Дунай. Это еще одна ключевая точка мифологии о Косове, сопоставляемая с похоронами Христа, если говорить о библейской традиции. Белградские историки полагают, что как раз в этот период Косово и заселили албанцы — за счет миграции из южных горных районов. Но есть и иная точка зрения: в ту пору из нынешней Северной Албании некому было переселяться, это были почти необитаемые края[20].

ХХ век и сербское возвращение оказались периодом системной колонизации. В первой Югославии косовских албанцев объявили принявшими ислам славянами; многие из них по своей воле или под давлением обстоятельств «записывались турками» и уезжали за Босфор; еще одна мощная волна эмиграции последовала после Второй мировой войны, в первое, самое жесткое коммунистическое десятилетие. Сербов в область завозили и при королях, и при маршале — администрация, партийный и чиновничий класс, военные и милиционеры, бюджетная и промышленная сферы были в значительной степени славянскими. Албанцам оставались труд на полях и в шахтах, мелкие торговля и предпринимательство да демонстрация достижений в науке, спорте и культуре. Ни одна из кампаний переселения не оказалась до конца успешной: многих, кому предлагали обосноваться в этих краях, отпугивали трудные условия жизни; другие с опаской относились к местным укладу и традициям; в Косове своеобразно действовала система социальных лифтов, если они ходили между этажами вообще. Никогда, даже в благоприятные для центральной власти демографические периоды XX столетия, число южных славян здесь не составляло и трети населения. Кинорежиссер Экрем Крюизиу пояснил мне настроения 2 миллионов албанцев так: «Важно не то, кто первым пришел на эту землю. Важно то, что мы уже на этой земле живем».