В фундамент конструкции косовской независимости заложен пафос национально-освободительной борьбы, и ее гордая воинственность имеет антисербский характер. Эта приставка «анти», может быть, не распространяется на любого серба вообще, но относится ко всему, связанному с сербской и югославской государственностью, узко понимаемой как сплошное проявление гегемонизма и ненависти к албанцам. XX век воспринимается в Косове как период «сербско-славянской оккупации», албанское коллективное сознание поэтому оправдывает самые разные способы противодействия черной ночи. Все, что так или иначе приближало косовский рассвет, должно заслуживать если не восхищения, если не безусловного поощрения, то по крайней мере понимания. Категорический императив патриотизма для тех, кто помнит югославское Косово или знает о нем по рассказам, которые отчасти уже превратились в легенды и мифы, подобно преданиям о Скандербеге, — обоснованность праведной мести захватчикам, и в сей моральной максиме не заметишь рефлексии раскаяния.

Особенно показательны в этом отношении траурные мемориалы в тех районах Косова, где в конце 1990-х полыхала война. Самый морбидно-торжественный из монументальных памятников, которые мне довелось видеть, — так называемый Храм свободы в селе Преказ в Дренице, это лесной и холмистый край в долине одноименной неширокой реки, известный партизанскими традициями. В Преказе в марте 1998 года специальные подразделения югославской армии и сербской полиции в ходе трехдневной осады усадьбы Яшари уничтожили 59 членов этого клана и их гостей, включая двоих глубоких стариков. Были убиты также 18 женщин и десять детей. Стены руины-музея, законсервированной в назидание потомкам, сплошь посечены осколками гранат и пулевыми отметинами, мертвая сателлитная антенна похожа на огромный дуршлаг, окна выбиты, в дверных проемах видны сожженная мебель и поломанные детские игрушки. В Белграде побоище объяснили тем обстоятельством, что осажденным предлагали сдаться, а они отказались.

Адем Яшари, главный по семейству, был убежденным албанским националистом и задачей своей жизни сделал вооруженную борьбу за независимость родины. В 1990-е годы югославский суд заочно приговорил Яшари, за которым тянулся глубокий след противодействия правоохранительным органам СФРЮ и Албании, к долгому заключению за терроризм. Наконец этого командира Армии освобождения Косова выследили и, выражаясь слогом полицейского протокола, ликвидировали. Яшари не признавал югославское государство и его законы. Скорее всего, он убивал сербских полицейских или готов был убивать, наверняка организовывал теракты, но достаточное ли это основание, чтобы учинять расправу над его родителями и детьми?

Преказ. Разгромленная усадьба семьи Яшари, ныне национальный мемориал. Фото автора

Старики, мужчины, женщины, дети Яшари и их дальние родственники в 59 могилах в три мраморно-гранитных ряда под охраной огромного албанского флага и пары корпулентных гвардейцев покоятся в 300 метрах от своей разгромленной семейной цитадели, на привольной лужайке у прохладного ручья. Во всем Косове мне не встречалось более ухоженного — стерильная чистота, травинка к травинке — места. У этого монумента (как и у музейного дома Призренской лиги) сменяют одна другую школьные экскурсии, мне, например, встретилась делегация первоклашек. Малыши возвращались в автобус нестройной колонной, скандируя, как на футбольном матче: «А-дем Я-ша-ри! U-Ç-K![17]» Одни улыбались, а другие — нет.

Яшари — это косовский Скандербег сегодня. Его стилизованный под знаменитое фото Че Гевары черно-белый портрет — непокорная копна волос, густая борода, решительный взор — стал патриотической этикеткой. У выхода из приштинского аэропорта установлен выполненный в абстрактной манере памятник Яшари, в Преказе развернут громадный яркий плакат со слоганом «Он жив!». Яшари посмертно присвоено звание Героя Косова; на знаке этой почетной награды выбит профиль князя Кастриоти.

Историческим предтечей антиюгославской борьбы партизан Дреницы считается крестьянское движение качаков (турецк. kaçak — «беглец», «дезертир»). Так албанцы называли вооруженных людей, оказывавших спорадическое сопротивление османским жандармам или ополчению местных землевладельцев и заодно занимавшихся грабежами и реквизициями собственности. Как и гайдуков, качаков можно считать балканскими робин гудами, а можно — бандитами с большой дороги; скорее всего, они были и теми и другими. Во втором десятилетии XX века, когда территория Косова попала под контроль Сербии, вылазки качаков наполнились смыслом борьбы с оккупантами. Символы этой борьбы — супруги Азем и Шоте Галица. В 1919 году Азем поднял вооруженное восстание в Дренице, провозгласив несколько глухих сел свободной территорией; если верить албанским источникам, армия Галицы насчитывала до 10 тысяч бойцов. Эпизодически он вступал в переговоры с противником, безуспешно добиваясь предоставления косовским албанцам автономии, открытия албаноязычных школ, прекращения притеснений по национальному признаку. Шоте была верной боевой подругой командира качаков, воевала под мужским именем Черим и после трагической гибели в 1924 году мужа — смертельно раненный главарь повстанцев скончался в лесной пещере, которая теперь носит его имя, — продолжила борьбу. Однако сопротивление выдохлось, в частности потому, что армия южнославянского королевства не останавливалась перед репрессиями против мирного населения. В этой войне клан Галица потерял 22 человека. Через три года не стало и храброй Шоте, она умерла в Албании от последствий полученного в бою ранения, и было ей едва за тридцать. На семейной фотографии Шоте стоит, по-домашнему положив руку мужу на плечо. В этом снимке нет и следа романтики: молодая женщина с правильными чертами сурового лица — в мужском одеянии, с карабином у ноги и кинжалом за узорчатым поясом.

Джон Кларк Ридпатс. «Качаки». Начало XX века. Библиотека Калифорнийского университета

Азем и Шоте Галица. Фото. Ок. 1920 года

В годы Второй мировой войны национальные албанские идеи ожили в Косове снова, однако те, кто их формулировал, в большинстве своем оказались вместе с фашистами и нацистами. Идеологи коллаборационистского движения объявили албанцев арийцами иллирийского происхождения. Еще несколько лет после общего поражения вооруженные группы националистов оказывали в Дренице сопротивление власти Тито — это притом, что и в его партизанскую армию входили девять косово-метохийских[18] бригад, в которых сражались и албанцы тоже. А ведь еще в начале 1940-х годов коммунистические идеи в аграрном Косове не пользовались никакой популярностью: в партийных ячейках состояли всего 239 человек, только 25 из которых были албанцами. Считалось, что боролись они не за независимость, а против фашизма. Интересно, что косовские албанцы, с детства привыкшие к легкому обращению с оружием, на всех фронтах Второй мировой воевали в целом неохотно. Сформированная нацистами добровольческая 21-я горнострелковая дивизия СС «Скандербег» (6 тысяч штыков), например, отличалась высоким числом дезертиров и низкой боеготовностью, так что ни один ее боец не был награжден Железным крестом. Но еврейским погромом в Приштине, казнями мирных жителей и изгнанием множества сербских и черногорских семей эсэсовцы-албанцы свою совесть запятнали. Не нужно, впрочем, забывать и о том, что счет невинных жертв титовской армии и коммунистического режима в 1940–1950-е годы также шел на тысячи.