Эти строки отлиты в бронзе на стене памятника косовским героям, 25-метровой реплики средневековой башни, построенной по проекту архитектора Александра Дероко на возвышенности в нескольких километрах от места сражения. Мемориал получил название Газиместан (араб. غازي, «гази» — «воин, защитник веры»), и здесь ежегодно 28 июня, в день Косовской битвы и в день почитания святого Вита (у балканских славян Вид), собираются сотни и тысячи тех, кто по-прежнему считает случившуюся 600 с лишним лет назад битву с неясным исходом и неочевидными последствиями столь сокрушительным для своего народа поражением, что его годовщину непременно нужно отметить массовым митингом. Сакральный смысл вот в чем: в ночь перед битвой Лазарю явился святой Илия в облике сокола и спросил князя, что он выбирает — царствие земное, то есть ратную победу и благополучие Сербии, но только пока он сам будет жить на этом свете, или мученичество ради царствия небесного, а также обещание, что сербский народ до конца времен останется православным. И ответил Лазарь: «Земное царство — на миг, а небесное — навек», и перестали куковать кукушки, и реки наполнились красным, и выросли после боя на Косовом поле алые маки — там, где пролилась кровь сербских героев.

В траве у памятника я действительно заметил несколько красных цветков, но в целом мемориал не производит торжественного впечатления. Нет, он не разорен и не то чтобы запущен, скорее подзаброшен, газон не подстрижен, гранитная плитка у подножия монумента пошла трещинами, электричество отключено, и мощные прожекторы уже не отправляют по ночам в космос сербские световые сигналы. Кормивший кошку пожилой полицейский-албанец придирчиво изучил мои документы и препятствий для посещения объекта не обнаружил. На смотровую площадку Газиместана я поднялся вместе со своим приштинским приятелем Сафетом, журналистом и историком-любителем, который рассказывал о Косовской битве в таких деталях, словно сам в ней участвовал: и как Мурад в начале боя выпустил для устрашения противников строй боевых верблюдов, и с какой стороны ударили тяжелые кавалеристы-сипахи, и на каком участке они прорвали линию обороны сербской пехоты, и откуда Милош Обилич, если верить преданию, прокрался к султанскому шатру, и с какого места через 600 лет новый сербский лидер Слободан Милошевич произнес перед многотысячной толпой националистическую речь, объявив «мобилизацию Средневековья». Тут я — к месту и к слову — рассказал Сафету об одном экспонате выставки современного искусства, которую посетил в Тиране за два дня до приезда в Косово. Экспонат представлял собой слово history, выполненное из спущенных велосипедных камер, к ниппелю каждой из которых подведен ручной насос. В случае чего любую букву, а то и все понятие целиком можно без труда поддуть.

Павле Чортанович и Адам Стефанович. «Милош Обилич у шатра султана Мурада». 1887 год

Масштабную реконструкцию средневекового сражения югославские кинематографисты во главе с режиссером Здравко Шотрой предприняли как раз в юбилейном 1989 году, изготовив двухчасовую эпопею «Битва на Косовом поле», в которой история неразделимо переплетена с легендой. В этом фильме явственно обозначены и библейские мотивы (свой последний ужин князь Лазарь проводит в окружении 12 соратников-«великанов», один из которых наутро станет героем, а другой окажется предателем), и геополитические последствия (сербские герои своими телами заслонили христианскую Европу от первого и самого страшного удара завоевателей).

Осмотрев с высоты Газиместана исторические окрестности, мы с Сафетом отправились почтить память Мурада I, внутренние органы которого захоронены в километре от памятника косовским героям. Баязид, руководивший правым крылом османского войска, после боя распорядился задушить своего старшего брата Якуба, командовавшего левым флангом, чтобы не делить власть, а тело отца повелел отправить на родину. Тюрбе с внутренностями султана — в отличном состоянии, поскольку совсем недавно отреставрировано на средства правительства Турции. За сохранностью мемориала с незапамятных времен следит мусульманская семья Тюрбадор, члены которой живут тут же, в домике за стенами усыпальницы, и тут же, с другой стороны усыпальницы, находят они последний приют на крошечном родовом кладбище. Над покрытым зеленой узорчатой тканью султанским саркофагом, как требует традиция, красуется снежно-белый тюрбан, символизирующий духовную чистоту покойного. Тюрбан Мурада бережно обернут в полиэтилен, чтобы ткань не желтела от воздействия воздуха. Выходит, даже чистейшая белизна владыки Блистательной Порты, брата Солнца и Луны, внука и наместника Аллаха на земле не может быть вечной. У входа в усыпальницу растет шелковица, расщепленный ствол которой тщательно закреплен металлическими листами и скобами. Хотелось бы думать, что это тутовое дерево помнит похороны Мурада, но вряд ли оно так: шелковица редко живет дольше трех веков. Так что не буду к уже существующим мифам добавлять свой собственный.

Противника османского султана Лазаря Хребеляновича вскоре после смерти канонизировала православная церковь. Его мощи перенесены в монастырь Раваница в центральной Сербии, который князь, собственно, и основал. Останки Лазаря покоятся в храме Вознесения Господня, в окружении фресок, иллюстрирующих богоугодное княжеское житие. Но бессмертная душа Лазаря во веки веков будет обитать в той небесной Сербии, ради которой он пожертвовал бренной славой и вывел свою рать на верную смерть, понимая, что победы ему не увидать. Сербская православная церковь, активно продвигавшая в верующие массы косовский эпос, пестовала культ князя Лазаря с первых же лет после его гибели — поначалу, правда, больше как щедрого дарителя и строителя храмов, чем как мученика, однако мотив жертвенности во имя истинной веры в конце концов выдвинулся на первый национальный план.

Косовскую битву с той или иной степенью достоверности описали несколько хронистов конца XIV — начала XV века, она привлекала внимание составителей исторических летописей и позже. Как принято считать, первое затрагивающее эту тему высокохудожественное сочинение, с посильным анализом произведений народного творчества, составил в 1601 году ранний проповедник южнославянского политического братства, бенедиктинский монах Мавро Орбини из Далмации. К тому времени о косовском сражении накопился богатый фольклорный материал. Как и в «Песне о Роланде», возник мотив предательства — оно приписывалось одному из видных сербских командиров, зятю Лазаря Вуку Бранковичу, который якобы из корыстных соображений увел свои отряды с поля битвы. Под влиянием европейского рыцарского эпоса прорисовалась связь между предателем Вуком и героем Милошем Обиличем, по драматургическому закону симметрии также превратившемуся в княжеского зятя. Обросли подробностями сказания о других героях — королевиче Марко (на самом деле он был вассалом османского султана и мог участвовать в сражении на его стороне), старом воеводе Юг-Богдане (Вратко Неманиче) и его девяти сыновьях Юговичах, сложивших головы в бою. Добавьте сюда косовскую девушку, Срджу Злопогледа, Страхинью Бановича, Милана Топлицу, верного княжеского слугу Милутина, принявшего в свои руки скатившуюся с плахи голову Лазаря… Нетрудно заметить, как явственно эти истории перекликаются со сказаниями русского былинного эпоса о князе Владимире Красно Солнышко и витязе на распутье, о поединке Пересвета с Челубеем, о бессмертном полку Игореве и засадном полку воеводы Боброка, о тонущих в Чудском озере псах-рыцарях, о плаче Ярославны и о нашем собственнном поле, Куликовом. «О Русская земля! Ты уже за холмом!»