Но Саша знал, как лучше.

Он читал мои мысли, будто книгу. Он знал, где прикоснуться и нажать, чтобы вырвать красивые звуки из моего горла. Он знал, что чем быстрее трахал меня и чем больше я раскачивалась у окна, тем стремительнее увеличивалась эйфория. Он безошибочно приближал меня к крещендо. 

— Иди сюда, малышка, — шепнул сладко на ухо и осторожно поставил меня на ноги.

Я распрямилась, ощущая колотящую дрожь в коленях. На несколько мимолетных мгновений я была потеряна для мира, и единственной связью с реальностью, а так же единственной опорой оставались руки Саши, обвившиеся вокруг меня, и давление его члена, прижатого к моему животу.

Мы вместе соскользнули на пол.

Я рухнула на Гребцова, и он бережно положил мою голову себе на грудь. Его сердцебиение и мои собственные неровные выдохи — все, что я могла слышать в течение некоторого времени в перерывах между попытками восстановить дыхание.

Последние завитки без преувеличения фееричного оргазма укутали мое потное и задыхающееся тело умиротворяющей, звенящей тишиной.

Но все же этого было недостаточно. Я с гримасой страдания от пустоты внутри себя приподняла голову, чтобы взглянуть на Сашу. Он тут же отодвинулся в сторону, даже не посмотрев в ответ.

Я что-то сделала не так?

Он сожалел о случившемся?

Я схватила его за эрекцию. Саша не успел среагировать, как мои пальцы сомкнулись вокруг толстого стержня.

«Воистину, каждая его частичка несправедливо прекрасна», подумала я, прощупывая длинный, жилистый член.

Мало.

Как же мне мало.

Как же я изголодалась.

Я опустила его джинсы, позволив идеальному члену пружинисто выскочить из-под боксеров. Саша со свистом втянул в легкие воздух. Блестящая смазка собралась на кончике, и я не могла удержаться, чтобы не размазать ее ласково по нежной розовой головке. Саша зашипел, словно от боли.

— Я не разрешал прикасаться к себе, — выдавил он, однако не убрал мою руку.

Я продолжала поглаживать колом стоящий член.

— Нет. Не разрешал. Но мы оба знаем — ты любишь, когда я сопротивляюсь тебе.

 Его  темные глаза, будто сама ночь, взирали на меня сверху-вниз. Саша внимательно наблюдал за мной, напряженно и размеренно дыша. Сосредоточенный взгляд то и дело опускался к моей руке, в которой я сжимала крепкую плоть. Я умудрилась сохранить на лице невинное выражение, принявшись увеличивать скорость движений. На лбу брюнета выступила капля пота.

Я резко прекратила. Саша надломлено застонал.

Приподнявшись на локтях, я положила ладони на грудь мужчины, собираясь перекинуть через него одну ногу и оседлать.

Внезапно он сжал мое запястье.

— Продолжим только при одном условии, — процедил, опуская свободную руку на мое бедро. Понизив голос, он пояснил: — Скажи, что с человеком, который оставил на твоей шее засос, у тебя ничего не было.

Я чуть не рассмеялась, подумав о своем неудавшемся ухажере, имя которого уже позабыла. 

Саша отпустил мое запястье, подняв ладонь к местечку на коже, где недавно сошла отметина. Гребцов провел по нему большим пальцем, словно по-прежнему мог видеть багровый след. Он сверлил исчезнувший засос с гневом в глазах, а я, глядя на этого очаровательно ревнующего мужчину, не могла бороться с горячей, приятной волной, нахлынувшей на меня от этого взгляда.

Построив вокруг себя крепость из отстраненности и бесчувственности, Саша желал меня так сильно, что был готов плеваться ядом от одной только мысли, что я была с другим мужчиной.

— Мне нужен ты, — ответила я.

 Выражение его лица смягчилось. Притянув к себе, Саша поцеловал меня. Глубоко и отчаянно. Он ловко заключил меня в объятия и подмял под свое большое тело.

Затаив дыхание и удерживая мой взгляд, он вошел в меня.

Я открыла рот в жадном глотке кислорода. Закрыла глаза, сжав руки в кулаки. Поверхностные части разума затуманились великолепным ощущением наполнения, растягивания, пригвождения к паркету твердым мужским телом.

Каждый из яростных толчков Саши был мастерски нацелен на то самое местечко, которое заставляло меня кричать, извиваться и таять под ним. Он прекрасно знал свои возможности в сексе. Впечатляющие возможности, безусловно. Брюнет захватывал в плен мои губы снова и снова, умудряясь улыбаться напротив моего рта и божественно трахая одновременно.

Когда Саша неожиданно сбавил скорость, я вспыхнула от негодования.

— Сильнее, — попросила я, потянувшись к его шее, чтобы поцеловать в пульсирующую жилку.

Гребцов проигнорировал мои слова, и будто назло вовсе замер, не вытаскивая из меня член.

Напрашивается на то, что я буду умолять его?!

Негодяй!

А вот и буду!

— Пожалуйста, пожалуйста, — я выгнула спину, прижалась бедрами плотнее к его бедрам, шире раздвинув колени.

Встретившись с ним взглядом, я уставилась в темное полыхающее пламя в агатовых глазах. Этот человек обладал пугающей способностью превращать меня в совершенно невежественную женщину!

С ярко пылающим в груди рвением я обвила шею Саши руками и впилась в губы. Брюнет ответил на мой греховный, сочный поцелуй, вновь начав толкаться в меня. Мужчина полностью сосредоточился на том, чтобы зарядить каждую следующую фрикцию большей энергией и доставить мне максимальное количество удовольствия. Он двигался заметно медленнее, не был грубым или свирепым и не врезался в меня с маниакальной, сводящей с ума похотью, как раньше.

Гребцов должен был трахать меня до потери пульса, пока я не покрылась бы синяками и не крючилась от боли в течение нескольких недель. Он не должен смотреть таким чувственным, нежным взором и держать в своих объятиях, будто редчайший в мире фарфор.

И почему я не впиваюсь ногтями ему в спину, призывая к животной страсти?

Мне нравилась его внезапная мягкость и забота, с которой он гладил меня по волосам, называя самой красивой и желанной в мире женщиной. Он звал: «Моя» до тех пор, пока я не зарыдала от внезапного, сотрясающего душу взрыва безграничного, искрометного блаженства, растекшегося негой по телу, прокравшись в каждый миллиметр естества.

— Само совершенство, — продолжал нашептывать приятные слова, пальцами очерчивая контуры моего лица.

Скорость его толчков неуклонно увеличивалась. Саша смотрел на меня так, словно в мире больше никого не существовало.

Я держалась за него так, словно от этого зависела моя жизнь, пока вновь не свалилась вместе с ним в пропасть сладостного удовольствия.

АЛЕКСАНДР

Я проснулся от невыносимо яркого света, сверлящего мне в глаза. Когда приоткрыл веки, то увидел перед собой безграничную панораму ясно-голубого неба и сверкающего янтарного солнца. На мгновение я задался вопросом, почему не задернул занавески перед тем, как рухнул на кровать и провалился в сон, пока подробности прошлой ночи не вернулись ко мне ураганным вихрем.