– И что же ты думаешь предпринять?

– Надеюсь, мой старый друг все прояснит.

– А если нет?

Хурхас задумчиво пожевал губу и отмахнулся раздраженно:

– Помолчи! И давай шагай поскорей…

Они какое-то время не разговаривали, шли в тишине, только снег хрустел под ногами.

Румяное солнце поднялось высоко, уменьшилось до размеров пуговицы. Небо у горизонта подернулось тонкой паутиной облаков. Ровная белая целина искрилась так, что глазам было больно.

Стас время от времени зажмуривался и шел вслепую. Слезы текли по щекам, он вытирал их тыльной стороной ладони, массировал опухшие веки. Крепкий наст держал его, не подламывался, и Стас шагал уверенно, размашисто, кожей лица ощущая тепло, исходящее от мага.

– Стой, – сказал вдруг Хурхас, и Стас, не успев открыть глаза, налетел на его спину. Лицо и кисти рук обдало жаром, словно в парной плеснули воду на раскаленные камни.

– Что? – Он отступил на шаг. Маг, вытянув шею, смотрел вперед.

– Видишь – дыхание курится? – Он вытянул руку. Стас пригляделся. Покачал головой:

– Нет. Ничего не вижу.

– А ямку видишь? Видишь, как снег просел?

– Где? Не вижу ничего.

– Обойдем.

Хурхас по широкой дуге стал огибать подозрительное место. Стас, пожав плечами, пошел за ним.

– Снег как снег. Чего ты там…

Не успел он договорить, как вдруг метрах в десяти от них вихрем взметнулась снежная пыль, и жуткая треугольная голова на длинной шее, окруженная венцом шевелящихся щупалец, качнулась по направлению к людям.

Стас охнул и присел от неожиданности, закрывшись гитарным футляром.

Хурхас вскинул руки.

Корка наста вспучилась, лопнула. Неведомая тварь поднялась из-под снега на шести мохнатых паучьих лапах. Ее плоское тело вмиг раздулось, словно меха, набравшие воздуха, – встопорщилась белесая шерсть, вздыбились острые шипы на боках. Распахнулась пасть, усеянная мелкими, похожими на изогнутые иглы зубами. Вывалился наружу треугольный язык, затрепыхался, словно кроваво-алый вымпел.

Стаса обдало нестерпимо вонючим дыханием. Он отскочил, споткнулся и упал, неловко подвернув ногу.

Хурхас махнул руками, и ослепительное пламя охватило вынырнувшую из-под снега тварь. Снег вскипел, струя горячего пара с шипением ввинтилась в воздух. Тварь пронзительно завизжала, вскинулась на дыбы. Длинная шея вытянулась еще больше, завертелась, закрутилась, завязываясь узлами и тут же развязываясь, словно червь, насаженный на рыболовный крючок.

Хурхас хрипло крикнул и развел руки в стороны, будто раздирая что-то скрюченными пальцами-когтями.

И тварь лопнула. Разлетелась месивом горячих вонючих брызг.

– Черт побери! – потрясение пробормотал Стас, барахтаясь в снегу.

Облачко пара и дыма тянулось к небу из черной глубокой проталины, похожей на кратер вулкана, на свежую бомбовую воронку.

– Черт побери… – повторил Стас, поднимаясь на ноги, во все глаза разглядывая черное пятно на снегу. – Что это было? Что за тварь?

– Подснежник, – сказал Хурхас. – Никогда раньше не встречал их на равнине. Обычно они обитают на горных перевалах.

– Весна скоро. – Стас прокашлялся, криво улыбнулся. – Для подснежников самое время.

Хурхас серьезно посмотрел на него, промолчал – должно быть, не понял, что здесь смешного.

– А ты… – Стас помотал головой. – Ты!… Я не думал, что вот так, одним движением!… Раз – и все, на куски! Маг усмехнулся, посмотрел на свои руки. Сказал:

– Это несложно… Пойдем…

Они обогнули черную яму и пошли дальше. Теперь Стас с опаской поглядывал по сторонам и старался держаться как можно ближе к магу. Кто знает, какие еще опасности скрывает ровная, на первый взгляд безжизненная снежная целина?

– А я – то думал, ты только и можешь, что светиться в темноте, словно осиновая гнилушка.

– Не только, – сказал Хурхас.

– А я могу научиться этому?

– Ты бард, а не маг. Я же не спрашиваю у тебя, могу ли я научиться играть на твоем инструменте…

– Конечно, можешь.

– Нет, не могу, – отрезал Хурхас.

– Почему? Хочешь, я дам тебе несколько уроков? За неделю разучишь несколько аккордов и уже сможешь немного бренчать. Было бы желание.

– Бренчать, – Хурхас поморщился, – я могу и так, не учась. Но я никогда не стану бардом. Так же как ты никогда не научишься управлять Силой, хотя уже используешь ее, сам того не замечая.

– Использую? Как?

– Ты понимаешь меня, ты понимаешь других людей, и они понимают тебя, хотя слова у всех разные.

– Я думал, это что-то вроде телепатии.

– Иногда ты видишь сны, которые предсказывают будущее. Порой ты предугадываешь какие-то события, иногда ты словно слышишь голоса в голове…

– И это все магия? Очень похоже на шизофрению.

– Это Сила. Ты не умеешь ею управлять и никогда этому не научишься, ты не маг, но она вокруг тебя, она в тебе. Ты можешь научиться острее чувствовать ее, но это все, на что ты способен.

– Но в чем разница между тобой и мной? Почему ты можешь спалить тварь дотла одним движением руки, а я нет?

– Откуда я знаю? Почему некоторые люди могут придумать музыку, в то время как остальные способны лишь слушать ее? В чем разница? Где? Где-то здесь? – Маг указательным пальцем коснулся виска.

– Или здесь. – Стас положил ладонь на левую сторону груди-Горы отступали все дальше. Их вершины затянула серая дымка, поблекли черные трещины разломов, потускнело сияние ледников.

А к вечеру путники вышли на санную колею. По обочинам крикливые вороны расклевывали смерзшиеся катыши лошадиного навоза и поглядывали искоса на проходящих мимо людей. Поднимающийся ветер трепал клочья рыжего сена, ворошил обрывки побуревшей соломы, вмерзшей в снег. Видно было, что дорогой этой пользуются часто.

– Дальше будет легче, – сказал Хурхас.

Уже через час они вошли в маленькую деревню.

Начинались населенные земли.

Первыми в селение ворвались всадники – варвары-наемники с юга, неистовые дикари, уважающие только силу, ценящие лишь деньги. Все закутаны в шкуры, на головах– рогатые шлемы, лица вымазаны жиром, разрисованы сажей, желтой и красной глиной. Кривые длинные сабли свисают с седел, за спинами – короткие луки. Сразу же разъехались по заснеженным переулочкам, заполонили все село, следя, чтобы никто не убежал, не скрылся.

Следом ступили ополченцы – вчерашние крестьяне, понурые, хмурые, серые. Идут толпой, в руках багры и вилы, топоры на длинных рукоятях, тяжелые тесаки, дешевые мечи. По сторонам не глядят, слишком устали, выдохлись. Десятники из наемных кричат на них, то и Дело хватают кого-нибудь за шиворот, тычут кулаком в зубы. Ополченцы терпят, только ропщут тихонько. Будь их воля – разбежались бы прямо сейчас, отправились бы по домам, к женам и детям, к скотине