После большой перемены начался урок «Основ Веры». Когда госпожа Амири вошла в класс, Мина встала вместе с остальными девочками, однако стоило ей бросить взгляд на прыщавый подбородок и сурово сжатые губы учительницы, как ей захотелось оказаться где-нибудь подальше, например дома, где Дария напоила бы ее чаем и угостила свежими лепешками.

Пока Мина мечтала о чае, госпожа Амири написала на доске какой-то лозунг и велела всем аккуратно переписать его в тетрадь. Мина честно старалась сосредоточиться на задании, но вместо лозунга ее рука снова и снова рисовала в тетради наклонный навес над прилавком, где бабушка в последний раз покупала лучшие в мире гранаты. Она так глубоко ушла в свои невеселые мысли, что не заметила, как госпожа Амири подошла сзади и схватила ее за плечо. От неожиданности Мина вздрогнула и зацепила локтем флакончик с чернилами для каллиграфии. Флакон опрокинулся, и чернила хлынули на тетрадь.

– В следующий раз подумай хорошенько, прежде чем рисовать в тетради всякую чушь!

Чернила промочили тетрадь почти насквозь, потекли по парте, и госпожа Амири слегка попятилась, чтобы не испачкаться.

– И вообще, Мина, в последнее время ты буквально спишь на ходу. Пора просыпаться, детка, иначе для тебя это плохо кончится!

Мина попыталась вытереть чернильную лужу носовым платком, но он был слишком маленьким и моментально промок. Первой протянула ей свой платок Бита. Остальные девочки тоже начали передавать Мине свои платки, так что скоро в ящике ее стола лежала целая стопка маленьких кусочков батиста и шелка, которые матери и бабушки ее одноклассниц подрубили на старых швейных машинках и украсили по углам инициалами или вышитыми изображениями вишен, роз, гранатов.

Платок Мины, на котором Меймени вышила два крошечных желтых лимона, стал из белого черным, и она, подняв руку, нерешительно откашлялась.

Госпожа Амири перестала царапать мелом по доске, на которой она старательно выводила суру корана, и обернулась.

– Что тебе?

– Позвольте мне выйти, ханум.

Госпожа Амири кивнула в сторону двери.

– Только поживее!

Мина осторожно встала из-за стола. Она очень старалась не коснуться чужих платков, чтобы не испачкать, – использовать их она не решилась: слишком чистыми и красивыми они были. Сжимая свой платок в кулаке, Мина двинулась к двери класса так быстро, как только осмелилась – совсем недавно госпожа Амири объясняла им, что девочки, которые слишком торопятся, выглядят вульгарно.

Оказавшись в школьном туалете, Мина включила воду и попыталась выстирать платок в раковине. Она терла и терла его едким дешевым мылом, споласкивала и терла снова, а по ее щекам катились слезы, которые, как с ней часто бывало в последнее время, пролились словно сами по себе. Казалось, внутри Мины скопился неиссякаемый запас соленой влаги, и ей оставалось только удивляться, почему она до сих пор не закончилась.

Увы, несмотря на все усилия, платок так и остался грязно-серым. В конце концов Мина как следует его отжала, расправила и, сложив треугольником, засунула в передний карман рупуша, чтобы наружу торчал уголок с вышитыми лимонами. «По-настоящему скромная девушка не должна делать ничего такого, что может привлечь к ней внимание!» – тут же зазвучал у нее в голове голос госпожи Амири, и Мина, поколебавшись, засунула платок в карман как можно глубже.

Когда она вошла в класс, Бита быстро подняла голову и с тревогой посмотрела на нее. В ответ Мина чуть заметно кивнула, чтобы показать, что с ней все в порядке. Пока она шла к своему месту, слова патриотических песен и частушек, которые они скандировали на переменах, мешались у нее в голове с английскими колыбельными, которые Мина учила на занятиях у госпожи Исобель.

– …Так вот, дети, в этом мире есть добро, и есть зло, и ваш долг – всегда и везде выбирать путь добра, потому что это угодно Аллаху, – вещала госпожа Амири, роясь в своей простой черной сумке. Мгновение спустя из сумки появилась бутылочка с желто-коричневой жидкостью внутри. На этикетке был изображен небольшой человечек в цилиндре, который шагал, весело помахивая зажатой в руке тростью. Мина узнала этикетку практически мгновенно: «Джонни Уокер, Черный ярлык». Когда-то такие бутылки появлялись у них на столе каждый раз, когда приходили гости, но после Революции родители вылили все запасы виски в унитаз, а бутылки закопали в саду под кустами. Впрочем, во время празднования своего дня рождения Мина заметила по крайней мере одну такую бутылку, когда дядя Джафар предложил выпить за свободный Иран.

– Кто скажет, что это такое?

Девочки заерзали на своих стульях. Большинство знали или догадывались, что в бутылке спиртное, но старались не подавать вида.

– Ну?..

В наступившей тишине как гром с ясного неба прозвучал звонкий голос Биты:

– С вашего позволения, ханум, это бутылка виски.

Мина почувствовала, как ее сердце на мгновение замерло в груди. Бита всегда говорила то, что думала, что уже не раз приводило к неприятностям.

– И откуда ты это знаешь? – вкрадчиво спросила госпожа Амири.

Мина с тоской посмотрела в окно. Жаркое солнце заливало ярким светом бетонную площадку, где они гуляли невероятно давно – во время большой перемены. То, что происходило сейчас на ее глазах, было слишком ужасно, и она изо всех сил старалась думать о чем-то постороннем: о мясном рагу с петрушкой, которое мать приготовила на обед, о мухе, которая ползала по оконному стеклу, об английских детских стишках, которые она учила наизусть. «Смотри, как бегут три мышки слепых, // За фермершей следом, которая им, // Хвосты отрубила ножом кривым»[22].

– Откуда ты знаешь? – повторила госпожа Амири.

– Просто знаю, и все! – Осознав свой промах, Бита опустила голову. – Я знаю это… из книг. – Она беспомощно огляделась.

– Из книг? Не лги мне, Бита! Лгущий противен Аллаху. Может быть, дело в том, что такая бутылка есть у вас дома, а?..

– Честное слово, ханум, я просто знаю… помню… – Бита лихорадочно искала выход из опасного положения. Мина и другие девочки надеялись, что ей это удастся, но Бита внезапно выпрямилась.

– Ну а если честно, ханум, я буквально недавно пила из такой бутылки!

И она, сверкнув глазами, уставилась на госпожу Амири.

От такого заявления учительница буквально остолбенела, но всего лишь на несколько мгновений. Потом ее губы искривила неприятная усмешка.

– Ты, наверное, считаешь, что это очень остроумно, да, Бита? И ты надеешься, что подобная дерзость сойдет тебе с рук? Напрасно, дорогая моя, напрасно… Теперь я ясно вижу, что и ты, и твои родные – разносчики греховной инфекции! – Она со стуком