— Свети сюда! — требовательно рыкнула я, и он послушно направил в яму лучик фонарика, растерянно пожав плечами и обменявшись с Галкой совершенно ошалелым взглядом.

Сначала я обнаружила тонкий ремень и, подцепив его, вытянула из земли кожаную командирскую планшетку, добротную и мало пострадавшую от многолетнего пребывания в подземелье. Игорь с Галиной таращились на меня восторженно выпученными глазами, не смея ни вздохнуть, ни моргнуть от напряжения. Я медленно расстегнула застежку планшетки, и в руки ко мне выкатилось что-то небольшое, квадратное, бережно обернутое в лоскут черного шелка. Я развернула ткань, извлекая из нее глиняную, покрытую синеватой глазурью плитку…

— Ну вот, — разочарованно протянул диггер, — а где сокровище, золото, брюлики?..

— Тсс, — сердито зашипела Галка, зажимая ему рот своей мягкой ладошкой, — не видишь, что ли, ты мешаешь Еве!

Нет, он мне не мешал. А вернее, я напрочь позабыла сейчас о существовании своих спутников, пристально всматриваясь в загадочную пластинку и напрягая мозги. Я пыталась вспомнить: мне уже доводилось где-то видеть точно такие же клинообразные значки, складывающиеся в непонятную надпись. Причем видеть не так давно! Но, к сожалению, расшатанная усталостью и недосыпанием память никак не хотела пойти мне навстречу или дать подсказку, превратившись в темный безголосый провал. И тогда, подчиняясь идущему от плитки зову, я положила пальцы на ее поверхность, словно слепая, на ощупь, исследуя каждый значок, каждую черточку неведомого текста…

Свечение возникло само собой, зародившись в глубине пластины. Сначала оно напоминало крохотного светлячка, но потом усилилось и обрело форму четкого квадрата, занявшего всю плитку. Я потрясенно расширила глаза, намереваясь отбросить от себя этот непонятный предмет, но раритет словно прилип к моим пальцам, не желая расставаться с кем-то, проснувшимся в недрах моего сознания. Свечение плавно перетекло в мои ладони, наполняя их зудом и жаром. Мне казалось, вот я перестаю быть самой собой — скромной девушкой двадцати пяти лет от роду, круглой сиротой, покинутой мужем и до недавних пор считавшей себя неприметной серой мышкой. Сейчас я стала кем-то другим — сильным, умным, опытным. Перед моим воспаленным сознанием проносились удивительные картины, расшифровать которые я не могла. Я видела мощную крепость, возведенную на вершине высокой горы, и многочисленную когорту всадников, следующих за молодым мужчиной с благородным и умным лицом, ласково усмиряющим гарцующего от нетерпения вороного жеребца. А рядом с ним юную смеющуюся прекрасную деву с королевским венцом на серебристых локонах. Я видела воина в белом плаще и ощущала на своих губах его горячие от страсти уста, целующие меня самозабвенно и исступленно. А затем вдруг изображение крепости поплыло, сменившись рядами марширующих солдат, вскидывающих руки в жесте преданности и восторженно скандирующих: «Хайль Гитлер!» Два пятна — черное и белое в середине ромбического рисунка, тварь с когтистыми лапами, обнимающая меня уверенно, будто личную собственность, летящие по ветру пряди длинных белых волос… Хотя нет, это не волосы, это снег, а точнее, огромная снежная равнина и ползущие по ней снегоходы, помеченные гербом, имевшим форму свободно распахнувшего крылья имперского орла, несущего в когтях лавровый венок, в центре которого находился полярный медведь со свастикой на спине… Не помню, какое государство имеет такой герб… Это не Норвегия, не Исландия… Но чей же он тогда? И вот это снежное великолепие внезапно перекрывает ослепительная вспышка, переходящая в волны всепожирающего пламени, катящегося по поверхности нашей планеты и уничтожающего все на своем пути: города, леса, людей…

Я закричала и открыла глаза…

— Что это было? — с заиканием спросил Игорь, стягивая со своей головы вязаную шапочку и утирая струящийся по вискам пот. — Ты сидела вся объятая светом, а твое лицо… — он посмотрел на меня вопросительно, — оно выглядело таким отрешенным, словно уже не принадлежало человеку. Что тебе открылось, Ева?

Я медленно перевела взгляд на свои ладони. Свечение потухло, втянувшись куда-то внутрь моего тела и сжавшись в малюсенькую точку, слабо тлеющую в области груди. Глиняная пластинка исчезла, рассыпалась, превратившись в горку пыли, тонкими струйками просачивающуюся у меня между пальцев.

— Я видела гибель нашей планеты, — почти равнодушно произнесла я. — И это произойдет скоро, очень скоро…

Мы слишком поздно начинаем задумываться о смысле жизни, обычно в тот самый момент, когда перед нами возникает реальная угроза эту пресловутую жизнь потерять. А интересно, что произойдет, если все люди узнают точную дату своей смерти? Скорее всего, они тут же начнут исступленно предаваться всевозможным плотским грехам, пустившись во все тяжкие. Хотя как посмотришь на некоторых из ныне здравствующих, так создается впечатление, будто они эту дату знают уже давно. Но в отличие от подобных счастливцев у нас уже попросту не оставалось времени на какие-либо глупости, ибо мы понимали, что умрем в самое ближайшее время — здесь и сейчас…

Из ведущего в ритуальную пещеру коридора послышался приглушенный шум. Галка с Игорем тут же спрыгнули ко мне в яму, изрядно потеснив бренные останки неправедно усопших немцев и настороженно поглядывая по сторонам. Впрочем, их бдительность не являлась излишней, ибо положение наше и впрямь оказалось незавидным: нам противостоял значительно превосходящий по численности противник, а из оружия у нас имелись лишь пистолет без патронов да собственные зубы с когтями. В общем, следовало признать откровенно — наши шансы на выживание практически равнялись нулю.

— Они идут! — сквозь зубы процедил диггер, сосредоточенно хмуря брови и сжимая в ладони пистолет. — Держитесь у меня за спиной. Уж пару-тройку черепов я точно проломить сумею…

— А что потом? — истерично взвизгнула Галка, под влиянием извечного женского инстинкта «Мужчина — мой защитник» хватаясь за его рукав и умоляюще заглядывая в глаза хорохорившегося парня. — Они задавят нас количеством, схватят и начнут обгладывать заживо, даже не потрудившись придушить… — Осознав, что наш спутник отнюдь не Терминатор, подруга отпустила горестно отвернувшегося Игоря и уткнулась лицом в ладони. Ее плечи мелко затряслись, словно хвост бродячего цуцика.

Я ласково обняла плачущую девушку, притягивая поближе к себе. Сейчас ее рыдания не казались неуместным проявлением слабохарактерности или трусости, а выглядели вполне логичными, ибо кому же хочется умирать в двадцать-то пять лет, когда жизнь еще только начинается, да к тому же столь страшной смертью? Поэтому ни у меня, ни у Игоря не возникло ни малейшего желания за что-то осудить мою неуравновешенную подругу. Сам диггер обильно потел от страха, в качестве адреналиновой подпитки вполголоса выдавая скабрезность за скабрезностью. А вот я сама, в противовес своим откровенно паниковавшим спутникам, почему-то не испытывала особого волнения, что, возможно, стало отнюдь не проявлением некоего бездумного пофигизма, а скорее, наоборот, показателем довольно высокой стрессоустойчивости. Мой хваленый скептицизм разошелся вовсю, подсказывая — ты не умрешь здесь и сейчас настолько нелепо и бессмысленно, ведь тебе еще предстоит совершить немало необычного! Хотя следует признать, что в данный миг я совершенно не представляла, какой же именно смысл вкладывается в это многозначительное слово — «необычное»… Но, подозреваю, знай я тогда все наверняка, то, вероятно, добровольно предпочла бы умереть еще тут, в этой самой подземной пещере… К несчастью, подобные мысли пришли в мою голову намного позже, в совсем другом месте и при иных обстоятельствах. Ну что же тут поделаешь, если наша жизнь весьма непредсказуемая штука, и неожиданное в ней случается намного чаще, чем ожидаемое.