Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом у меня был еще один случай, тоже с «Театральным романом». Я, конечно, как и все, гадала: кто такая Людмила Сильвестровна Пряхина? Уже много позже, когда я в Строгановке училась, мы проходили историю театрального костюма, и я пошла на лекцию в музей МХАТа. И там на стене увидела фотографию, сцену из мольеровского спектакля «Мнимый больной». Там много фотографий, но на этой была она, Людмила Сильвестровна. Кружевной платочек, оттопыренный мизинчик, кокетливо отставленный локоток… Она! Я спросила экскурсовода, и она мне подтвердила, что, да, это та самая актриса. Ее фамилия Коренева. Лидия Михайловна Коренева. Однофамилица нашей Елены Кореневой. Она дожила чуть ли не до ста лет и до конца своих дней не могла простить Булгакову той злой пародии…
— Да я не сравниваю, — виновато улыбнулся Никита. — Просто я помню, как мы вместе с бабушкой читали «Белую гвардию». Для нее это был не просто хороший роман. Или даже гениальный. Она в юности видела еще тот мхатовский спектакль «Дни Турбиных» — легендарный, с Хмелевым. И сама книга… Для нее это было нечто очень личное. Она ведь у меня урожденная княжна Нелидова. Она была за белых.
— Они тоже наломали немало дров, — тихо вздохнула Нина.
— В гражданской войне вообще не бывает правых и виноватых. Прости, не знаю, зачем мы вообще об этом заговорили.
— Ты вспомнил бабушку.
— Она учила меня читать, понимать, любить литературу. Если бы не она, — с воодушевлением воскликнул Никита, — я, наверное, вырос бы таким же балбесом, как многие другие! Не любил бы Пушкина только потому, что его в школе проходили.
Нина перевернулась на спину:
— И что же ты любишь у Пушкина?
— Бабушка учила меня находить то, что было бы интересно и близко лично мне. Когда я был молодым болваном, мне, конечно, ближе всего был мой тезка царь Никита и тому подобное.
— «Гавриилиада», — подсказала Нина.
— Ясное дело, — улыбнулся Никита. — Но с тех пор я малость поумнел, стал интересоваться и другими стихами. Но вот, например, почему его приводили в восторг маленькие ножки, понял только сейчас. — Он обхватил пальцами ее тонкую щиколотку. — Меня в последнее время окружают двухметровые девушки, и ножищи у них — о-го-го!
Нина тут же вступилась за двухметровых девушек.
— На такой цыплячьей лапке двухметровой девушке не удержаться. И вообще нельзя судить о женщине только по внешним параметрам.
— У многих нет ничего за душой, кроме внешних параметров.
— Ну, не все же такие, как твоя жена! Или эта, как ее… пресловутая Лора.
— Ты еще Таточку вспомни, она тоже из этой категории.
Но Нина не желала уступать:
— Мне не нравится, когда о женщине говорят, как о призовой скотине.
— Больше не буду. — Никите не хотелось ссориться. Он выпустил ее лодыжку и ловко подбросил свое сильное, тренированное тело. — Схожу-ка я купнусь.
— Давай, — поддержала его Нина. — Мы с Кузей, как всегда, обеспечим тебе восторженный прием.
Она тоже вскочила и направилась вместе с ним к кромке воды. Кузя помчался вперед.
Никита плавал, как сам морской бог Посейдон. Нина следила с берега, как он, загребая воду скупыми мощными движениями, почти не поднимая брызг, рассекает морскую гладь. Когда он, наплававшись, вышел на берег, она зааплодировала, а Кузя поднял радостный лай.
— Давай сегодня пообедаем дома, — предложила Нина. — Я могу сварить грибной суп.
— Ладно, давай. А вечером сходим куда-нибудь.
— Там видно будет.
Все оставшееся время до поездки в Вильнюс они провели в походах на море и редких встречах с соседями. Нина загорела слабо, загар никак не хотел приставать к ее белой коже, но все-таки покрылась легким золотистым налетом, и даже лицо уже не казалось таким бледным. И ногти отросли. Она их подпилила, придала им миндалевидную форму, даже лаком покрыла. Но она по-прежнему временами впадала в мрачность, замолкала, замыкалась в себе. Никита ее ни о чем больше не спрашивал, но старался отвлечь, занять чем-нибудь.
С каждым разом Нина чувствовала себя все увереннее в воде. Никита даже начал обучать ее плаванию стилем.
— Может, теперь на яхте поплаваем? — предложил он как-то раз.
— Ни за что! — ужаснулась Нина. — Ты что, смерти моей хочешь?
— С чего ты взяла?
— Ни за что на свете не поплыву на твоей яхте или вообще на чем бы то ни было.
— Но почему? Ты уже умеешь держаться на воде. Яхта тоже. В чем проблема?
— Мне нравится плавать, когда в любой момент можно достать ногами до дна. А когда под ногами черт знает сколько метров… Нетушки. И потом, вдруг меня укачает? Хочешь, чтобы я опозорилась?
— Если тебя укачает, мы тут же повернем к берегу.
— А если будет уже поздно? Нет, на яхту ты меня не заманишь.
Тогда он предложил научить ее водить машину, и она мигом освоила его маленький джип. А по ночам между ними все еще шли позиционные бои, и каждый раз она просила его уйти, дать ей поспать одной.
Ранним утром в субботу, когда Никита подъехал к ее коттеджу, Нина вышла, держа в одной руке чемодан, а в другой — светло-серую пластмассовую коробку с частыми прорезями.
— А где Кузя? — спросил Никита.
— Здесь, — Нина бросила взгляд на коробку. — Это его походный дом.
— Ты и сюда его так привезла? В багажном вагоне? — Почему-то Никиту передернуло от этой мысли.
— Ну вот еще! Скажешь тоже, в багажном вагоне! Нет уж, я решила, что однова живем, и поехала первым классом.
Никита отнял у нее чемодан и загрузил в багажник.
— А почему так много вещей? Ты что, взяла все свои вещи?
— Ну, ты же сказал, что мы едем на несколько дней… Я и взяла все, что у меня было. Разве много? Не так уж у меня много вещей. И потом, у меня принцип: «Все мое ношу с собой». Мне легче взять в дорогу какую-нибудь лишнюю шмотку и провозить ее с собой, так и не надев, чем жалеть, что я ее не взяла, если она мне вдруг понадобится.
— Все нормально, — заверил ее Никита. — У тебя совсем маленький чемоданчик. А пляжную сумку взяла?
— А вот пляжную сумку не взяла. Зачем? Мы же едем в город.
— Мы решили съездить в Тракай, забыла? Это озерный край, там можно купаться.
— Я за ней сбегаю. Я быстро.
Она скрылась в доме, а Никита аккуратно установил за спинкой сиденья коробку с собакой.
— Сиди смирно, — сказал он Кузе.
— Тяф! — донеслось из коробки.
Нина вышла из дома с пляжной сумкой.
— Все, я готова. — Она села в машину. — Теперь ничего моего в коттедже не осталось.
— Ну, расскажи, как ты сюда ехала, — попросил Никита, усаживаясь за руль.