касаются, — распадается в труху. Охренеть… Мерзкие щупальца живут своей жизнью, но цель у них одна: добраться до меня и сожрать. Они осторожно огибают своего хозяина, тянутся ко мне…

Директор лениво машет лапищей, и огненная струя врезается в массивную дверь, расплавляя ручку и петли. Похоже, говнюк отрезает мне пути отступления.

— Что ты сделаешь, абитуриент? Покажи мне — или превратишься в коровью какашку. Я не шучу.

И ведь правда убьёт!

— Директор, у вас что-то не так с головой… — ухмыляюсь я.

— Кто бы говорил, хе-хе. Это же ты аноним, получивший недавно рубиновое кольцо? Я знаю, кто ты такой, Римус Галлен. Что ты забыл в нашей академии? Вот уже пятьдесят лет я директор в этой школе и давно научился различать… проблемные элементы. Если ты не покажешь мне, как лишил руки Серую Гриву… Ой…

Директор не успевает даже моргнуть, как я уже стою прямо перед ним. Точнее, под ним. Щупальце резко реагирует, устремляется на меня и…

Я снова пропадаю, а щупальце по инерции летит ему в ногу, но тут же исчезает.

— Фух, чуть ноги не лишился, — выдыхает директор. — А ты хорош, умеешь анализировать. Ну да, с этим энтропийным плетением не всё так просто… Как и со всей энтропией в целом. Не люблю её… Но… принимаю, как часть нашего мира. Без предрассудков. Намёк понял, хе-хе?

— Вроде понял. — Я уже стою за его спиной, скрестив руки на груди.

Директор резко оборачивается:

— Ух, какой шустрый! Не соврали. Точно, седьмая или даже восьмая ступень воинского искусства. Вот только я не чувствую в тебе воина, абитуриент. Единственным мастером воинских искусств такого уровня был огр из Гурум-Хупа, и он погиб при испытаниях травами на восьмую ступень. Огр! От передозировки зельями! Просто сгнил как кабачок на солнышке! А ведь говорят, что огры неуязвимы к ядам. О… а… ну да… Давай заканчивать. Элементализм. Седьмая ступень. «Пекло из…»

Не дослушиваю, откуда там пекло. Как минимум из самой страшной жопы, и я его не переживу ни при каких обстоятельствах.

Призываю катализатор, и на пальце появляется грубый перстень. Я всё-таки нашел ювелира, который сделал мне из черепка ювелирное украшение, пусть и огромное, как у цыгана.

Нацеливаю руку на директора. В ускоренном времени разрывной болт чуть не прибил Альдавира и Серую Гриву. А значит…

— Достаточно, — басит директор.

Поздно. Болт уже летит в его сторону.

Моргаю.

Я сижу на стуле перед директором. Он выглядит как обычный карлик. Разрухи вокруг нет. Жаба в банке никуда не пропала.

Моргаю опять. Второй раз. Третий…

— Это называется псионика, абитуриент. Шестая ступень. Плетение «Иллюзорный Мир».

— Вообще-то, я уже студент. — Откидываюсь на стуле. — Понятно, почему в первые дни обучения вы запрещаете приносить с собой сильные артефакты.

Если бы у меня был антипсихотический шарик Тиины, то я бы так легко не попался.

— Ага. Именно потому, что иногда в академию хотят поступить такие, — директор перестаёт улыбаться, — страшные монстры, как ты. В иллюзорном мире ты сделал то, что сделал бы в действительности. Должен сказать… ой…

Ухо директора отваливается, но он ловко его ловит и присобачивает обратно.

— Задел ты меня. Немного.

Вздёргиваю бровь.

— Так иллюзорный мир всё-таки не такой уж и иллюзорный?

— Большинство плетений такого уровня опасны. Так вот, сейчас покажу магию света.

Ухо и правда «наклеивается» само по себе, но… почти сразу отваливается. Директор хихикает.

— Правда, всего лишь первая ступень. Надо бы обратиться к профессору Кикимону. Не хочу остаться без уха. Но сначала… Не мог бы ты призвать ту штучку? Колечко вроде бы. Очень интересный артефакт. Можно посмотреть? — Глаза директора загораются любопытством. — Обещаю не ругаться, даже если это проклятый артефакт.

Вот ведь я попал.

— Откажусь.

— Ну пожалуйста-а-а-а… А я расскажу тебе про жабу всё, что знаю. Она опасная, ух какая.

— Нет. Нормальная жаба…

— Спасу тебе жизнь.

— Странное заявление. В каком смысле спасёте?

— Сначала колечко. Потом объяснение. Я лично написал на тебя отзыв. Неужели ты думаешь, что после этого я сдам тебя инквизиции?

— Ага, думаю…

— Зря-а-а… В Аббатстве не дураки, Римус. Энтропия и проклятые артефакты — могущественны и опасны. Народу-то мы говорим, что это грех и что сожжём на костре за любые связи с некромантией, но… хи-хи… Сами не особо придерживаемся собственных правил. Закрытая кафедра серафимов — тому доказательство.

Директор встаёт из-за стола, напяливает на себя колпак, подходит ко мне и… падает на колени, уткнувшись носом в пол. Я аж вскакиваю. Псих чёртов!

— Римус, умоляю! Дай посмотреть! — Он бьётся лбом о пол под весёлый звон колокольчиков.

— Вы… э-э-э… как-то это неправильно, директор.

Бам, бам, бам, бам!

— Буду бить себя, пока не покажешь кольцо! Моя смерть на твоей совести!

И ведь колотится так, что аж кабинет трясётся. Силищи в этом хрупком тельце намного больше, чем кажется.

— Ладно, ладно, но у меня условие!

Директор замирает, поднимает голову. На лбу шишак размером с картоху.

— Проси что хочешь!

— Прямо что захочу?

— Всё, что захочешь! Кроме… хи-хи… власти, денег и чьей-то жизни. В любых проявлениях.

— Вы же энтропист, верно?

— Это страшная тайна!

— Ага, очень страшная.

Ненадолго задумываюсь. Стоит ли оно того? В целом последствия непредсказуемые, так что рискну.

Осторожно подбираю слова:

— Я слышал про одно плетение пятой ступени… Мне рассказывал один… знакомый. Вроде бы называется «Узы кровавой правды»… Только серафимы могут его использовать… Псионика плюс энтропия.

— О, какие познания. — Директор наконец встаёт, оттряхивается, щупает шишак. — Есть такое плетение, да.

Ага. А ещё Альдавир говорил, что все серафимы-выпускники в академии обязаны произнести клятву на этом плетении. Что-то вроде верности Аббатству. Нарушив клятву — погибаешь.

— Согласен! — Глаза директора горят фанатизмом. — Проведём обряд прямо сейчас!

— Серьёзно?

— А что такого, хи-хи… На мне столько клятв, что я веду специальные записи, кому что обещал, чтобы случайно не сболтнуть лишнего.

— Мне говорили, что это крайняя мера…

— А кто говорил? Тот, кто не умеет держать язык за зубами.

* * *

Обряд оказывается именно таким, каким мне его описывал Альдавир, хотя даже он не мог его использовать. По его словам, в академии подобное практикуется часто, но лишь несколько профессоров, включая директора, знают это плетение.

Запитанная эфиром кровь сначала смешивается с кровью того, с кем заключаешь сделку, а потом эту гадость надо разделить по-братски и выпить.

Директор вдобавок что-то чертил на полу и бубнил под нос. Но, судя по ощущениям, — заклинание правильное. Клятву произнёс только он, и довольно простую: мол, обязуюсь никому и ничего не рассказывать об артефакте, который увижу. Но я добавил условие, что директор не использует никаких хитростей, чтобы передать информацию об артефакте третьим лицам. Например, кто-то сейчас нас подслушивает и он об этом знает. Или ведётся какая-нибудь магическая запись разговора, которую можно передать другим. А, и ещё я заставил его пообещать, что никакими методами он не будет пробовать отнять у меня кольцо. Тут директор как-то совсем приуныл, но фанатичное любопытство выиграло, и он согласился. Ох непростой этот карлик, блин.

Когда плетение начинает работать, мы оба знаем, что случится, если он проболтается. Поразительно. А я думал, что безумнее Кости никого не встречу. Вот так вот просто разбрасываться такими заклятиями… Мало кто прибегает к таким мерам.

— Ну! — трёт ладошки директор. — Показывай! Ух, лет десять не был так взволнован!

Итак, очередной хрен будет знать о катализаторе. Да ещё и такой большой хрен. Но зато у директора не будет возникать вопросов по ходу моего пребывания в академии. А они бы точно возникали.

Я призываю перстень, со вздохом кладу в подставленную дрожащую ручонку. Но его глаза округляются, и перстень проскальзывает между директорскими пальцами, так и не коснувшись ладошки. Падает на пол.

— Убирваби маби швапс! — Директор хватается за шляпу. — Гомно вами!

Подбираю перстень и киваю:

— Не понял, что вы сказали, но согласен: это то ещё «гомно».

«Мастер, я вообще-то слышу».

«О, привет. Тут это… фигня случилась».

«Это не фигня, а ваш образ жизни, мастер. Что может быть гениальнее, чем показать анклав директору Святой Академии? Я бы вам похлопал, если бы мог. Хорошо, хоть додумались до кровавой клятвы. Хотя я в своё время легко разрушал эти плетения.