– О чем речь, старина?

По лицу леди Валерии пробежала тень ужаса, подавленная так быстро, что Дэйзи даже усомнилась в том, не показалось ли ей все это. Рот ее светлости приоткрылся, но, прежде чем она успела возразить что-то, ее опередил Филипп:

– А что скажете, старина, если мы сыграем в снукер, а третьей возьмем Дэйзи? Для девушки она очень даже неплохо играет.

– Неплохо! – возмутилась Дэйзи. – Тебя-то я не раз и не два побила!

Себастьян рассмеялся.

– Знай я, что вы играете, Дэйзи, обязательно предложил бы партию. Для разнообразия от нард. Идемте, раз так.

Уж не облегчение ли обозначилось на лице его матери? Снедаемая любопытством, Дэйзи вышла следом за мужчинами.

Впрочем, странные реакции леди Валерии довольно быстро вылетели у нее из головы, поскольку ей пришлось бороться с Себастьяном и Филиппом, чтобы те не мошенничали в ее пользу. Добилась она, однако, только того, что оба принялись делать это все более открыто до тех пор, пока не перестали попадать по шарам от хохота.

Дэйзи ни разу еще не видела Себастьяна столь раскрепощенным и счастливым; она не сомневалась в том, что при родителях ему почти не удавалось так радоваться. То, как мать привязала его к себе, казалось ей теперь почти преступлением. Стоило ли удивляться тому, что Себастьян увлекся хорошенькой горничной – с такими катастрофическими последствиями?

И все равно Дэйзи не верила в то, что он убийца. У него ни за что не хватило бы духу на такое. Это совершил кто-то другой.

Леди Валерия? Бобби? Таинственный коммивояжер? Наверняка не Бобби. Из одноклассниц Дэйзи никак не могли получиться убийцы – особенно из таких правильных и спортивных, как Бобби. Убийство – это вам не крикет.

И все же кто-то его совершил, и последствия преступления снова навалились на Дэйзи и Себастьяна, когда Филипп уехал. К обеду они спускались в невеселом молчании.

Серое шелковое платье более чем соответствовало настроению Дэйзи. К столовой она подходила в ожидании очередного долгого, невеселого вечера, однако, еще не взявшись за дверную ручку, услышала характерно-заунывный голос Моуди и задержалась у двери.

– Нет, миледи. Мисс Роберта еще не возвращалась. Мисс Грэг просила передать вашей светлости вот эту записку, которую та для вас оставила.

– Записку? Роберта оставила записку? И Грэг передает ее мне только сейчас? – голос леди Валерии звучал разом возмущенно, потрясенно и недоверчиво.

– Я вас понимаю, ваша светлость, однако таковы были инструкции леди Роберты.

– Что она там пишет, Валерия? – в голосе сэра Рэджинальда послышалось легкое любопытство. Теперь Дэйзи не могла не подслушать их разговор даже под страхом смертной казни. К счастью, леди Валерия не стала отсылать Моуди, прежде чем развернула записку дочери, а прочитав ее, от потрясения и вовсе забыла о присутствии дворецкого.

– Боже праведный, Реджи! – вскричала ее светлость. – Роберта не будет ночевать дома!

– А где?

– Она не сказала! И пишет, что не знает, когда вернется!

Бобби? Скрывается от полиции? Но она ведь едва чувств не лишилась, когда Дэйзи сообщила ей о том, что Грейс убита. Или это оттого, что тело Грейс все-таки обнаружили?

Какой бы предательницей ни чувствовала себя Дэйзи, она не могла не рассказать об этом Алеку.

Когда Алек и Эрни Пайпер покинули Холл, дождь перестал, а под тучами на западе забрезжила красная полоска заката. Древний «Свифт» Петри стоял рядом с «Остином», новеньким и даже красивым, но по сравнению со стильным двухместным купе до обидного простоватым. Едва Алек завел мотор своей практичной, можно сказать, семейной машины, Пайпер достал записную книжку.

– Я почти всех опросил, шеф, – с сознанием выполненного долга доложил он. – Прояснил все вопросы, что вы хотели знать.

– Они что, правда говорили с тобой, несмотря на леди Валерию?

– Ну, тот дворецкий заявил, им запретили говорить с полицией – вот я и выдал им, что мы не просто полиция, а Скотленд-Ярд и что начхать нам на здешних шишек. Тогда он погрустнел еще сильнее и сказал остальным, чтобы мне отвечали.

Алек ухмыльнулся:

– Это ты немного преувеличил, конечно, но придумал здорово. Ладно, просто изложи мне все, что записал, а я с этим позже разберусь. – Просить Пайпера доложить главное не имело смысла: парень не набрался еще опыта, чтобы выделять самое важное. Вот если бы Тринг…

– Моуди – то есть дворецкий – после обеда подал в студию кофе для сэра Рэджинальда и мисс Парслоу, а в библиотеку – для ее светлости и мистера Гудмэна. Потом вернулся на сторону прислуги и грел больные ноги, а затем в полдвенадцатого обошел дом, запирая двери.

– Значит, запираются здесь в полдвенадцатого?

– Ага, шеф. Каждый день в одно и то же время. Но есть боковая дверь без засова с одним только замком, а у всех господ есть ключи, поэтому это вряд ли что меняет.

– За исключением того, что, если Грейс вообще возвращалась в дом, она никак не могла этого сделать после одиннадцати тридцати – разве что по какой-то причине прошла вместе с кем-то из семьи. Допустим, молодой Парслоу встретился с ней в деревне и повез кататься в надежде договориться, а потом вернулся домой и сказал матери и сестре, что у него ничего не получилось. Сколько у них, кстати, машин и выезжали ли они в тот вечер?

– Не знаю, шеф, – сокрушенно признался Пайпер. – Я даже с их шофером не поговорил.

– С первого раза редко удается задать все вопросы, – утешил его Алек. – На это у нас есть завтра. Вернемся пока к Моуди.

– Хорошо, шеф. Он сказал, камердинер мистера Парслоу, Томкинс, заглянул в комнату для прислуги пропустить стаканчик портвейна после того, как уложил чемодан мистера Парслоу. Это уже после десяти. Он помнит, они еще поболтали о том, что удалось собраться всего за час, поскольку мистер Парслоу едет налегке. Похоже, предыдущий хозяин Томкинса был довольно вздорным, никак не мог решить, что брать с собой, а что нет. Сам Томкинс тоже подтвердил, что беседовали они после десяти.

– Значит, у Парслоу не было алиби с десяти до полдвенадцатого, – вслух размышлял Алек. – Да и полдвенадцатого только с его слов, потому что на его мать Скотленд-Ярд впечатления не произвел. А в то алиби, что она для него озвучила, у меня особой веры нет. Если он действительно был с сестрой, как говорит, это хорошо как для него, так и для нее. Кто-нибудь из слуг видел его в это время, Эрни?

– Нет, шеф. После обеда они все обычно расползаются по своим комнатам, даже камердинеры, если только их не вызовут.

– Даже горячих грелок не разносили?

– Ее светлость не одобряет горячих грелок.

– Чтоб ее, эту светлость! Ладно, давай дальше… впрочем, нет, постой. – Алек притормозил перед кузницей. – Света в окнах не видно. Загляни-ка за дом, посмотри: стоит там грузовик Мосса или нет?