— Да я не тороплю. Кстати, а ты не знаешь, кто такой Сергей Борисович Синицкий? Толстяк меня спрашивал, а я так и не поняла, к тебе это имеет отношение или к Штопину.

Бэлла вдруг застыла, словно ее настиг приступ каталепсии. Она долго не отвечала, потому что не могла выбраться из морока мучительного прозрения. Она вспомнила, что снова курит, но эта мысль ей показалась смешной. Как она может курить в «Грине»? Здесь ее уже никто не помнит курящей. Это будет поражение.

Смешные мысли проносились в ее голове, затмевая страшную догадку. Она не могла придумать, как сказать о ней Тане, как вообще кому-то об этом сказать?!

— Вот теперь ты убедишься, какой ты мне друг… — Бэлла почти просипела. От сильного волнения она порой теряла голос. Но ей пришлось говорить. Говорить о том, кто такой Сергей Борисович Синицкий. О том, почему следователь спросил о нем Таню. О том, почему не спросил о нем Бэллу. Бэллу, чья сестра много лет назад родила от него мальчиков-близнецов. Бэллу, которая в болезненном приступе правды рассказала о своих страхах и болях этому подлому человеку, которым была одержима в молодости. О том, как она кричала, стоя в арке, а он — за аркой, вне видимости, но Бэлла узнала свою бывшую любовь по тени. Он снова пришел к ней, Сергей Борисович Синицкий. Чтобы быть прощенным и принятым. Бэлла кричала своему мучителю: «Удиви меня снова, удиви!»

И он ее удивил. Он сознался в убийстве Штопина. Добровольно сдался в руки правосудия. Взял на себя чужую вину, чтобы искупить свою. Такого поворота Бэлла ожидать не могла, когда впала в постыдную слабость откровений там, в арке… Но ведь как это на него похоже, на окаянного Сергея Борисовича! Теперь его не вычеркнуть из памяти. Подлец навсегда!

Когда Таня наконец услышала всю предысторию о подлеце, она долго не могла справиться с изумлением, но знала, что сейчас бури эмоций никому не помогут. И потому задала единственный вопрос:

— Но тогда… при чем тут ревность? Фунтиков сказал, что человек, который признался, убил из ревности.

— Признающийся в убийстве обязан предоставить мотив. Вот Сереженька и предоставил — самый убедительный, на его взгляд. Тут как раз вписалось в логику давно мозолившее глаз следствию отсутствие Людки. И у следствия срослось дельце. Синицкий, разумеется, не знал о наших с вами «гениальных» догадках про штопинскую интрижку с Людкой. И наверняка наплел, что не хочет разглашать имя «любимой» девушки. А наш упитанный пинкертон тут же протиснулся в эту лазейку. Уверена, что теперь куда-нибудь просочится деза о том, что в клубе «Грин» сводит счеты друг с другом аморальная богема. Так рождаются пошлые легенды… Что касается этой ерунды о прерванном акте… они сейчас и судмедэкспертизу к этому приплетут. И сочинят целую камасутру про нашу кладовку.

— Но все же экспертизу нельзя подделать! — запротестовала Таня.

— Как говорил Довлатов, подделать нельзя только талант и похоть. Но ведь в данном случае не надо ничего подделывать. Возможно, они и правда обнаружили на Штопине чужой биоматериал. Вот и сделали выводы. А тут еще и Сереженька им как на блюдечке подогнал свою удобную «ревность». Просто подарок нашей дорогой полиции для очередной премии. Ладно, придется этому придурку искать адвоката.

— Кстати, Белка… а вдруг он и вправду убил Штопина?! Тебе это в голову не приходило?

— Да, это было бы нам очень кстати! — укоризненно съязвила Бэлла Максимовна.

Когда они собрались и вышли на вечерний бульвар, Бэлла паническим шепотом призналась:

— Я на самом деле очень боюсь узнать, кто на самом деле убил Штопина. Я просто не хочу говорить об этом в «Грине». Там всюду уши! Может быть, даже «жучки».

Таня решила не реагировать на жучковую паранойю. Тема старая. А вот новая тема — о том, что Давид напал на след «нашего милого убийцы». Об этом Таня никак не решалась заговорить. А ведь Додик ждал их у метро, чтобы самолично изложить свою версию.

— Чем обязан?

Слава смотрел на непрошеных гостей, и в его взгляде сквозило насмешливое удивление. Всего лишь. Ни тревоги, ни страха. Странно для человека, над которым нависла опасность разоблачения. Или это они были странными — целая делегация, подвалившая к Птенчику, чтобы его «расколоть» и взять тепленьким. Но Бэлла Максимовна была неудержима. Услышав Давидову версию, она решила — сейчас или никогда. Вообще-то ни Таня, ни Давид не ожидали, что пани директор воспримет Давидовы умозаключения всерьез. На днях она за попытки самостийного расследования обещала лишать премии. Но то было на днях. До того как в ее жизни снова появился роковой Синицкий. До того как она обнаружила статуэтку автора «Бегущей по волнам» в городском парке. И вообще до революции!

И вот, услышав «саксофонную» версию, она поняла, что должна нагрянуть к Птенчику без предупреждения, словно страшная черная НКВДэшная машина в 30-е годы. И если он ничего не разъяснит, тогда расстаться с ним навсегда. Таня была в ужасе. Что за истерические телодвижения? Как можно бросаться людьми, руководствуясь сиюминутным настроением! Давид и вовсе окаменел от осознания того, что натворил. Словом, можно представить, что бы было написано на лицах троих безумных дознавателей, нарушивших вечерний отдых коллеги. Но Птенчика на первый взгляд волновало лишь то, что угостить зловещую «судебную тройку» особо нечем. Жаркое доели. Остались сухарики с маком и бутерброды с сыром «Мааздам».

— Мне отмщение и аз Мааздам! — скаламбурил Птенчик. — Вот никогда не знал, что значит этот эпиграф к «Анне Карениной». Хотя… я и не интересовался особо.

— А зря, — мрачно изрекла Бэлла. — Ты даже представить себе не можешь, насколько это имеет отношение к… нашему визиту.

Давид улучил момент, когда Таня замешкалась на выходе из ванной — пошла на нервной почве мыть руки, — и испуганным шепотом спросил: «А какое отношение имеет к нам этот Аз воздам?» Нашел время, когда тянуться к знаниям! Таня, сама толком не зная значение этой библейской цитаты, чувствовала в ней что-то зловещее. А Бэлла, усевшись за стол и с внезапно проснувшимся аппетитом слопавшая два бутерброда, вдруг взяла неожиданную материнскую ноту и выпалила: «Слава, мы ведь тебе не чужие люди. Расскажи нам, как все было. Как ты убил Штопина?»

— Мы тебя не сдадим! — выпалил Давид, словно давал крепкую дворовую клятву.

Таня подумала, что на месте Славы она бы немедленно прогнала таких дознавателей поганой метлой. Тем более если на самом деле убила бы несчастного Штопина. Но Птенчик лишь сморщился и начал нервно чесать голову, как всегда, когда был озадачен.

— Скажи, может быть, это сделал не ты? — поспешила внести свою гуманную лепту в нелепую миссию Таня.

— Да, кстати, а почему вы вообще решили, что это я? — после некоторой паузы вышел из оцепенения Птенчик. И с невыносимой беззащитностью улыбнулся. Таня была готова от стыда провалиться сквозь землю.

— Нет, мы верим, что это не ты! — не выдержав напряжения, завопил Давид. — Просто…