«Ужасно, что ты можешь восстановить чье-то лицо, но не имя, не историю. Мне бы тоже хотелось на нее посмотреть».

«Могу прислать фото головы по имейлу».

«Да, утром. – Курсор мигнул. – А как дела у Джека?»

«Не знаю. У него был странный голос, когда мы в последний раз говорили. Мне кажется, он весь ушел в расследование, чтобы выбросить мысли из головы».

«Что значит – странный?»

«Не знаю… Просто как будто одурманенный».

«Как движется расследование?»

«Похоже, он делает успехи. Считает, что знает, где ее убили».

Курсор снова довольно долго мигал.

«Каким образом ему удалось это выяснить?»

«Понятия не имею».

«И где, по его мнению, это случилось?»

«Он говорил что-то насчет дома у парка Уондсворт».

«Это очень неопределенно».

«Ничего более определенного он не сказал».

Разговор зашел в тупик. Снова замигал курсор. На сей раз прошло целых две минуты, а то и три, без единого сообщения. Взгляд Эми блуждал по комнате и снова остановился на голове девочки. Та молчаливо наблюдала за ней, глядя почти с укором. Почему Эми не смогла сделать что-то еще? Неужели так трудно найти убийцу?

Фьють-фьють.

«Эми, ты получила образец ДНК?»

«Да, Сэм. Но понадобится еще день или два для расшифровки».

«Не стоит особо надеяться найти совпадения».

«Я и не надеюсь. – И тут Эми вспомнила про Зои. – Но еще я попросила сделать тест ПЦР – узнать, не было ли у нее гриппа».

И снова долгое ожидание.

«Зачем?»

«Вы же сами всегда говорили, что любая мелочь способна помочь, когда складываешь кусочки головоломки».

Курсор опять заморгал.

«И ты получила результаты?»

«Да. У нас в лаборатории стажируется одна аспирантка по молекулярной генетике. Зои. Довольно неряшливая. Но умная. Когда подрастет, будет молодчиной. Глупышка так долго возилась с тестом, что проворонила комендантский час и застряла в лаборатории на всю ночь. Том будет доволен. Он ее не выносит!»

«И что она обнаружила?»

«Что у девочки и правда был грипп».

Курсор несколько раз мигнул.

«Но это же все равно не поможет делу, верно?»

«Скорее всего. Но есть одна странность. Зои сказала, что это не H5N1. По крайней мере, не та версия, которая вызвала пандемию».

«И как она это узнала?»

«Она сказала, что выделила вирус и расшифровала его РНК. В этом я плаваю, Сэм. Что-то про сайты рестрикции и кодовые слова, которых там быть не должно. В общем, она сказала, что этот вирус – плод генной инженерии».

Разговор прервался очень надолго, и Эми начала уже думать, что Сэм больше не у компьютера.

«Эй, Сэм, вы еще там?»

«Я здесь, Эми».

«И что вы об этом думаете?»

Эми смотрела на гипнотическое мигание курсора.

«Думаю, это меняет все».

Пинки смотрел на проплывающие мимо унылые муниципальные дома линялого горчичного цвета. Приятно прокатиться по опустевшему городу. Ни тебе пробок, ни светофоров. Гораздо удобнее перемещаться. И его ни разу не остановили. Достаточно притормаживать у армейских блокпостов до скорости пешехода. Камеры за секунды передавали номер машины в компьютер, и солдаты махали ему как важной шишке. Никаких личных контактов. И все довольны.

В Клэмэп-Коммон Макнил свернул направо, и Пинки был уверен – коп и понятия не имеет, что за ним хвост. Ночью невозможно увидеть машину в трех сотнях ярдов позади, с погашенными фарами. Пока Пинки видит хоть намек на габаритные огни Макнила, он его не потеряет. Уж точно, пока тот придерживается главных магистралей. Опасность упустить его возникнет, если Макнил свернет с шоссе, и Пинки не заметит. Тогда придется подобраться ближе, а это уже опасно.

Лежащий на соседнем сиденье телефон завибрировал в тихом нутре машины. Пинки взглянул на дисплей и ответил.

– Слушаю, мистер Смит.

– Здравствуй, Пинки. Ты где сейчас?

– Мы на Баттерси-Райз, мистер Смит. Едем к Уондсворту. Думаю, Макнил направляется на Роут-роуд.

– Боюсь, что так, Пинки.

– Тогда у нас неприятности.

– И гораздо более серьезные, чем ты думаешь. Эта глупая калека запросила тест ПЦР костного мозга.

– А это плохо?

– Очень плохо, Пинки. Они обнаружили вирус.

Пинки покачал головой. Вот ведь тупой говнюк Ронни Казински. Столько проблем навлек. Пинки чуть не пожалел, что убил его, теперь тот не может увидеть последствий своих действий.

– Что мне сделать, мистер Смит?

– Думаю, на некоторое время стоит оставить в покое мистера Макнила, Пинки. Сейчас нужно предпринять кое-что другое.

Роут-роуд находилась в конце скопища улиц, прозванных «Сушилкой для посуды». И не без причины, поскольку Баскервиль-роуд, выходящая на Уондсворт-Коммон, и пять улиц, отходящие от нее под прямыми углами, образовали нечто очень похожее на сетку для посуды. Хотя с тем же успехом их можно было бы назвать и «Расческой». В двух шагах, на другой стороне Тринити-роуд, находилась тюрьма Уондсворт.

Когда-то на Роут-роуд жил Дэвид Ллойд Джордж. В доме номер три. Здесь стояли особняки и трехэтажные таунхаусы из красного кирпича, спрятавшиеся за стенами и заборами, закрытые от улицы деревьями и живыми изгородями в садах, которые росли уже больше ста лет. Обочины были уставлены «БМВ», «Вольво» и «Мерседесами».

Макнил припарковался на Тринити-роуд и пошел пешком до адреса, указанного на бумажке. За черным кованым забором из чугуна стоял темный дом. Свет не горел ни в одном из ближайших домов, но этот носил следы запустения. Заросший и запущенный палисадник. Пустые мусорные баки валялись на боку. Почти на всех окнах опущены шторы или закрыты ставни. Дом резко контрастировал с вылизанными садами и аккуратными фасадами других окрестных домов. При дневном свете он, наверное, выглядел мавзолеем, единственным гнилым зубом в ослепительной улыбке.

До соседнего дома слева был широкий промежуток, но во Вторую мировую там пристроили бомбоубежище, так что дом невозможно было обогнуть, только пройти насквозь. Макнил постоял в лужице желтого света под фонарем, оценивающе глядя на дом. Он не выглядел обитаемым. Калитка громко возмутилась в темноте, когда он открыл ее и прошел несколько шагов к крыльцу у входной двери. Теперь Макнил увидел, что это старая дверь, недавно восстановленная в былом великолепии. Через витражное стекло в солнечные дни холл заливали цветные брызги света.