Дверь мужской раздевалки открылась, оттуда вышли двое мужчин: один полный, на вид лет сорока пяти — пятидесяти, а другой, прекрасно сложенный, молодой, со спортивной фигурой.

Я догадалась, что «атлет» — это тот самый Гуреев, о котором так восторженно отзывалась гардеробщица. Я не ошиблась — он поздоровался с Любовью Александровной, та кивнула ему и вежливо предложила плавать на второй дорожке. Тот поблагодарил инструктора, попросил у нее очки и только потом спустился на воду.

Плавал он и правда замечательно — быстро, красиво, технично. За каких-то минут пятнадцать преодолел с километр, ни разу не остановившись. Судя по всему, у него и с дыхалкой все было замечательно, и со скоростью. А вот толстяк явно никогда профессионально плаванием не занимался — еле-еле проплыл брассом пятьдесят метров, поднялся по лесенке и отправился в сауну.

Немного погодя пришли еще несколько человек — четыре женщины примерно одного возраста. Сержакова распределила их по дорожкам, чтобы не было толкотни, и женщины принялись плавать.

Любовь Александровна со скучающим видом взяла свою книгу, я молча смотрела на воду бассейна.

Интересно, а кто из гардеробщиц работал в прошлую смену? По моим подсчетам, выходило, что неделю назад была смена как раз Ольги Николаевны — если гардеробщицы работают два через два. Значит, она может оказаться мне полезной…

Пока все равно ничего путного я придумать не могу, может, удастся побеседовать со словоохотливой дамой?..

— Любовь Александровна, я спущусь в столовую? — спросила я Сержакову. — Кофе выпить хотела, у меня все там…

— Конечно, спускайся, — кивнула инструктор, не отрываясь от книги. — У тебя сейчас вообще свободное время: хочешь — сиди в бассейне, хочешь — можешь домой ехать. У тебя ведь завтра тоже стажировка, так я понимаю?

— Ну да, — подтвердила я. — Завтра ведь Надежда Викторовна работает? У нее вроде официальный день — четверг?

— Да, конечно, — кивнула Сержакова. — Я думала, ты знаешь.

— Я так, на всякий случай уточняю, — пояснила я. — А Ирина Андреевна завтра тоже будет?

— Нет, у нее сегодня и завтра выходные, — покачала головой инструктор. — Завтра только Надежда Викторовна выходит. Когда Татьяна Романовна работала, они пополам четверг делили — и у той, и у другой были ученики. Но так как Татьяна на больничном, ее группу взяла Надежда.

— А Ирина Андреевна разве не хотела дополнительные смены брать? — удивилась я. — Я думала, она заболевшего инструктора всегда заменяет.

— Да смысла ей завтра выходить нет, — пожала плечами Сержакова. — Так у Татьяны две детские группы были и ученица на индивидуальном обучении, но завтра эта девочка не придет, поэтому Чекулаева и взяла себе все группы. Директор ей разрешил, она же имеет самую высшую категорию в отличие от остальных инструкторов…

Последняя фраза была сказана с явным раздражением.

Как ни пыталась Любовь Александровна скрыть своего отрицательного отношения к Надежде, ей это не удалось. В голосе проскальзывало нечто похожее одновременно и на зависть, и на обиду, и на затаенную злобу. Меня, естественно, все это насторожило, и я решила подлить масло в огонь.

— По-моему, по уровню тренеры не слишком отличаются друг от друга, — заметила я. — Точнее, не так выразилась. Я бы сказала, что Надежда Викторовна зачастую бывает некомпетентна, допускает грубость по отношению к своим ученикам. Ладно бы она взрослых спортсменов муштровала, но с детьми-то можно и помягче! На месте директора я оставила бы ей взрослых и подростков, но никак не школьников.

Похоже, моя уловка удалась — Сержакова почувствовала во мне своего союзника и проговорила:

— Может, ты и права. Но, увы, решает все директор, Юрий Анатольевич. Видишь ли, ему польстило, что звезда мирового уровня почтила своим царственным вниманием его бассейн, и он готов на все, только бы Чекулаева тут работала. Подумай сама, какая репутация у спортивного комплекса, где преподает такая знаменитость! Ей он прощает все — скорее обвинит другого инструктора в некомпетентности, чем поставит под угрозу репутацию Надежды.

— И судейство, как я понимаю, тоже остается за Надеждой Викторовной? — продолжала я свои осторожные расспросы.

Любовь Александровна кивнула, собираясь что-то ответить, но тут наш разговор оказался прерван.

— Простите, — неожиданно обратился к Сержаковой тот самый Гуреев, который вышел из бассейна и направлялся к нашей лавочке. — Мне надо отработать прыжки с вышки, позволите?

— Да, конечно, — кивнула Любовь Александровна. — Только помните, по правилам я должна присутствовать и все проконтролировать. Возражений нет?

— Нет-нет, конечно, я помню, — кивнул злополучный Гуреев, который вздумал прыгать в самый неподходящий момент.

Я ведь как раз подбиралась к тому, чтобы вывести Сержакову на откровенное признание! И тут — этот несчастный спортсмен. Не мог прыгать в другое время!

— Женя, вы собирались пить кофе! — напомнила мне Любовь Александровна. — Можете, конечно, посмотреть на прыжки в воду, если интересно, а можете спуститься в столовую. Мне надо находиться возле вышки — техника безопасности.

Увы, момент был упущен. Поборов разочарованный вздох, я кивнула:

— Да, точно. Совсем забыла. Кофе.

Разговорчивая гардеробщица, завидев меня, буквально расцвела от радости. Интересно, она так всем улыбается? Надо же, какая дружелюбная женщина, редко когда встретишь подобного человека… Изобразив в ответ счастье от новой встречи, я вежливо спросила:

— Ольга Николаевна, вы не заняты? У меня тут перерыв незапланированный, вот решила поболтать с вами, если у вас, конечно, есть время!

— Конечно, конечно, Женечка, проходи! — Ольга Николаевна предложила мне присесть на стул. — Чаю хотите?

— Нет-нет, благодарю! — поспешила отказаться я. — У меня тут небольшая проблема возникла… Ольга Николаевна, скажите, а вы случайно не дежурили в бассейне в прошлую среду?

— Неделю назад, получается… — задумалась гардеробщица. — Так, надо посмотреть календарь, я для удобства свои дни отмечаю. Чтобы путаница не возникла, так-то не запомнишь… — Она вытащила карманный календарик, где в кружок были обведены рабочие смены женщины. — А, точно, я дежурила! А почему спрашиваешь?

— Да вот Любовь Александровна попросила меня посмотреть какое-то расписание, кто из тренеров работал в ту среду, — выдала я придуманную по дороге легенду. — Ей для отчетности надо, там же кто-то кого-то заменяет, ну и дни плавающие. А где это расписание — ума не приложу. Хотела было Любовь Александровну спросить, но она занята учениками. Вот чтобы не беспокоить инструктора, подумала, может, вы знаете?

— Да, конечно, знаю! — с готовностью кивнула Ольга Николаевна. — Я ту среду очень хорошо помню. Ирина Васильева работала, ей уйти раньше надо было, а у нее в воде несколько человек самостоятельно плавали. Она дождалась, когда они в раздевалку пойдут, а меня просила только кабинеты закрыть, душевые и раздевалки, когда освободятся. Вообще не разрешается тренерам уходить раньше, тем более когда народ еще в душе. Но она меня слезно просила проконтролировать, чтобы все кабинеты закрыты были, я и согласилась. Подумала, люди взрослые, прыгать с бортиков не будут, почему бы мне и не выручить Иришку. Она ушла, я поднялась наверх, проверила, закрыты ли все кабинеты. Потом в сауну зашла, свет выключить, выхожу, чтобы раздевалки закрывать, и смотрю — на лавочке презент для Надежды Викторовны. Так и написано — Надежде Викторовне Чекулаевой. Коробка дорогих конфет, поди, от благодарных учеников. Наверное, в тренерскую зайти не получилось, закрыто ведь. Я решила, что кто-то из учеников Надежды хотел ей коробку подарить, но забыл и пришел сегодня в бассейн к другому тренеру, чтобы конфеты передать. Наверное, Ирина ушла, и человек никого не нашел, вот и оставил конфеты с запиской. Ну, я, как полагается, отнесла коробку в тренерскую Надежды Викторовны, закрыла дверь и пошла раздевалки проверять. Там уже никого не было, ни в мужской, ни в женской. Наверное, знали, что Надежда Викторовна будет в четверг работать, вот и оставили.