— Да! — и все дружно зааплодировали, и в этом приподнятом настроении принялись разбирать свои куртки из кучи. Курток было, наверно, сотни две, и не только курток. Анораки, эскимоски, твидовые пиджаки, просто пиджаки от костюмов, плащи, шубы, свитера, даже лошадиная попона. На то, чтобы разобрать огромную кучу, ушло куда больше времени, чем на то, чтобы собрать все это.

Глазастый мальчишка надел свитер и застегнул анорак, не отводя от меня взгляда. Я обнял его.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Мэтью.

— Ты классный парень, Мэтью!

— Это папина куртка, — сказал Мэтью, — которая у дяди под головой.

— Попроси его, пусть он оставит ее тут еще ненадолго.

Кто-то успел сбегать в медпункт. Пришли санитары с носилками.

— Со мной все в порядке, — сказал Литси слабым голосом, но он все еще не пришел в себя и не стал возражать, когда его положили на носилки.

Рядом с носилками появилась Даниэль, белая как мел.

— Литси... Литси... О господи!

Она взглянула на меня.

— Я его ждала... кто-то сказал, что человек упал с галереи... с ним все в порядке?

— Все в порядке, — сказал я. — Все будет отлично.

— О господи...

Я обнял ее.

— Все в порядке, Даниэль. Правда! У него, похоже, ничего не болит, он просто ушибся.

Даниэль медленно высвободилась и пошита вслед за носилками, которые поставили на каталку. Я услышал, как санитар спросил:

— Вы его жена?

— Нет... Знакомая...

Отец мальчика поднял свою куртку и пожал мне руку. Женщина подобрала свою перепачканную шубу, отряхнула ее и чмокнула меня в щеку. Ко мне подошел распорядитель и вежливо попросил садиться в седло и отправляться к старту, потому что скачка уже и так задержана. Я взглянул на часы на здании ипподрома и с изумлением обнаружил, что с тех пор, как я вышел из весовой, прошло не более пятнадцати минут.

Все кони, владельцы и тренеры по-прежнему были в паддоке, словно время остановилось, но теперь жокеи садились в седла. Смерть удалось остановить, и жизнь снова вступала в свои права.

Я подобрал свой анорак. Все разобрали свои куртки, и он лежал на асфальте один, а под ним — мой хлыст. Я поднял голову и посмотрел на галерею. Галерея была высоко и выглядела пустой и совершенно непримечательной.

Внезапно все происшедшее показалось мне дурным сном. А ведь я еще даже не начал задавать вопросы! Зачем Литси туда понесло? Как вышло, что он сорвался и повис на волосок от смерти? Какую промашку он допустил?

Литси лежал на кровати в медпункте до конца скачек, но потом настоял, что он полностью оправился и готов вернуться в Лондон. Он извинился перед служащими ипподрома за то, что по глупости полез на галерею, хотел взглянуть на ипподром с птичьего полета, и сказал, что упал исключительно по собственной неуклюжести: споткнулся о какие-то доски и потерял равновесие.

Когда его спросили, как его зовут, он назвал укороченную версию своей фамилии, опустив титул принца, и выразил надежду, что его дурацкое поведение не наделает слишком много шуму. Мы уселись в машину и поехали обратно в Лондон. Литси сидел на заднем сиденье вместе с Даниэль и рассказывал нам обо всем этом.

— Как вышло, что вы споткнулись? — спросил я, время от времени поглядывая на него в зеркало заднего вида. — Что, там действительно было так много хлама?

— Ну да, доски и все такое... — Голос его звучал озадаченно. — На самом деле я даже не знаю, как я ухитрился упасть. Я на что-то наступил, оно зашаталось, я протянул руку, чтобы опереться, а она провалилась в пустоту, за ограждение. Это произошло так быстро... Я попросту оступился.

— А вас никто не толкнул? — спросил я.

— Кит! — в ужасе воскликнула Даниэль. Но не учитывать эту возможность было нельзя. Литси, похоже, уже думал об этом.

— Я весь день лежал и размышлял о том, как же все-таки это получимтесь, — медленно произнес он. — Там, наверху, я никого не видел, это точно. Я наступил на какую-то штуку, она зашаталась у меня под ногами, как качели, и я потерял равновесие. Нет, я не могу сказать, что меня толкнули.

— Ладно, — задумчиво сказал я. — Послушайте, как насчет того, чтобы вернуться? Надо было мне сразу после скачки подняться наверх, чтобы все там осмотреть.

— Служащие ипподрома поднимались туда, — сообщил Литси. — Они мне сказали, что ничего особенно опасного там не было, но, конечно, лазить туда не стоило.

— Давайте вернемся, — сказал я, и, хотя Даниэль возражала, говоря, что опоздает на работу, мы все же повернули обратно.

Я оставил Литси и Даниэль внизу, в машине, а сам вошел в ворота и поднялся на трибуну. Как и на большинстве ипподромов, наверх вели довольно узкие лестницы. Понятно, почему люди, бросившиеся наверх, на помощь Литси, опоздали. Они просто не смогли пробиться сквозь толпу зрителей, поднимающихся на трибуны, чтобы смотреть скачку.

Широкие ряды главного яруса спускались до самой земли, и подняться на них можно было где угодно, но на верхний ярус вели только две лестницы, по одной с каждой стороны.

Я направился к той лестнице, которая была ближе к весовой — Литси говорил, что он поднимался наверх именно по ней. Если смотреть со стороны паддока, это место было расположено у края галереи, слева.

Лестница вела сперва к верхним рядам главного яруса и потом поднималась дальше наверх. Я дошел до верхней площадки, где должен был вскоре открыться бар. Все помещения были застеклены, открытой оставалась лишь галерея. Она шла вдоль задней стены бара, из которого на нее выходило несколько стеклянных дверей, сейчас запертых. И в баре, и снаружи — повсюду были навалены груды стройматериалов, доски, банки с краской, стремянки...

Я осторожно вышел на холодную, открытую всем ветрам галерею, к тому месту, где Литси потерял равновесие, и увидел, как это должно было произойти. Вдоль всего короткого коридорчика, ведущего на галерею, в несколько рядов лежали доски, и, если идти по ним, ты оказывался выше ограждения. Нормально ограждение было по грудь, а когда я шел по доскам, оно оказалось мне по пояс, а Литси был дюйма на четыре меня выше...

Не знаю, что там зашаталось под ногами у Литси — теперь там ничего не шаталось, — но у стены стояло торчком еще несколько досок. Я пробрался мимо них, чувствуя, как они поддаются под рукой, когда я опираюсь на них, и вышел к тому месту, откуда упал Литси.

Убедившись, что у меня под ногами твердый пол, я выглянул наружу. Отсюда был превосходно виден паддок, а за ним — великолепные холмы. Да, эта галерея выглядела очень привлекательно. И была совершенно безопасной — до тех пор, пока ты стоишь на полу.

Я прошел вдоль галереи, намереваясь спуститься по другой лестнице, но обнаружил, что лестницы нет: там реконструкция была в самом разгаре. Я вернулся к тому концу, откуда вошел, осторожно пробрался по доскам и спустился вниз.