Полковник поворачивает револьвер, чтобы выстрелить в Колумбину, но она так крепко хватает его за куртку, что он не может пошевелиться, а потом с невероятной силой, в существование которой я ни за что бы не поверил, она тянет его к себе, и они вместе бросаются через стену чердака в бушующее внизу пламя.

Я вижу, как они падают. Огонь охватывает платье Колумбины, и вокруг неё расцветают оранжевые языки пламени, окружая её волосы золотой короной.

И хотя полковник крепко держит её за руки в странном объятии, его холодные голубые глаза обращаются ко мне и пристально смотрят на меня, пока он не исчезает из виду.

* * *

Мы похоронили Тода. Мы все вместе были на его похоронах. Мэри и Полли сшили ему саван из тончайшей кисеи, вышитый голубыми незабудками.

Битти сидела на дрогах и держала цветы.

Мама шла во главе процессии.

Бабка бормотала заклинания.

Они хотели похоронить и Колумбину, но не смогли найти её тело на месте пожара.

Поэтому мы обвязали белые лилии зелёными лентами и положили их вместе с Тодом на кладбище в Уайлдкомбе.

Потом мы вернулись домой и съели пирожные с тмином, выпили горячий лимонный напиток, и я отправился в свою комнату и заплакал.

Мистер Кац покинул город до окончания похорон.

Он очень спешил.

Он оставил свою скрипку, и Мэри принесла её в подарок дяде.

Только в конце февраля мы с Мэри узнали, как выиграть приз. Полли прочитала все газеты и написала для нас письмо, приглашая герцога Роузберри посмотреть на наш полёт.

В ясный весенний день, когда из-под земли появились подснежники, мы отнесли воздушного змея на вершину Лэндсдауна. Папа и дядя Тода везли его на похоронных дрогах, запряжённых двумя чёрными лошадьми.

Мама угощала нас сыром и яблоками.

Появились двое мужчин в красивых сюртуках и отмерили на земле восьмую часть мили. В руках у них были бинокли, и с ними приехали слуги.

– Две попытки, – сказали они. – У вас есть две попытки.

Пока мы готовились, они зевали и смотрели по сторонам со скучающим видом. Очевидно, они не верили, что мы можем победить.

Мэри была настроена очень серьёзно и решительно. Она проверила всё: стёжки, подпорки, угол наклона лопастей.

Полли залатала дырки от пуль кусками зелёного шёлка, так что воздушный змей стал ещё больше похож на мотылька.

Все собрались на краю кладбища, чтобы смотреть на полёт.

– Давай, Атан, – сказала Мэри, держа в руках провода электрического ящика. Её лицо было в потёках масла и слезах. – Удачи!

Но я знал, что удача мне не нужна. Я знал, что машина полетит. Я всегда это знал.

Как я и представлял, двигатель зажужжал, трава засвистела у меня под ногами, и я полетел над рынком, над кладбищем, над похоронными дрогами, выше, чем когда-либо прежде.

Чем кто-либо прежде.

Я медленно поднялся над городом и его строителями. Золотистые глыбы камня ожидали каменщиков, а шиферные плиты – кровельщиков. Большие квадраты и круги уходили за границы города, а все дороги вели к нему.

Надо мной было небо. Надо мной были бескрайнее пространство, свобода и слава.

Внизу было всё, что я любил.