— Тебя не касаются мои отношения с Дунканом.

Шевцов понимающе кивнул.

Конечно, он не имел права вторгаться в чужие судьбы. Но неужели она совершенно не осознает, что их встреча идет в острый разрез с теорией вероятности? Пусть она изменилась, может быть, стала жестокой, циничной, презирающей остальных людей, но должен же сохраниться в ее душе хотя бы призрак той девушки, которая писала стихи накануне боя?

— О чем ты думаешь? — сухо спросила Кейтлин.

— О судьбе… — откровенно ответил он. — О ее извивах… и об эгоизме наших душ. Пытаясь сохранить чистоту, мы в какой-то момент начинаем вязнуть в грязи, не находишь?..

— Почему ты спросил меня о Дункане? — Вместо ответа на последнее замечание она лишь задала очередной вопрос. Казалось, что ее занимает только одно — осведомленность Шевцова, направление его мыслей, ход логических рассуждений.

Хорошо, поговорим по существу…

— Кейти, взгляни на мой имплант. — Семен привычным движением снял заглушку из пеноплоти, обнажая характерный контур металлизированного включения в черепную кость.

Она перевела взгляд на гнездо для нейросенсорного контакта.

— Тебе знакома такая форма, верно?

— Да, я смотрюсь в зеркало и отлично знаю, что у всех, кто входил в состав пресловутого «резерва», нестандартные височные импланты. Что из того?

Семен натянуто усмехнулся:

— Тогда напряги свое воображение, вспомни, у кого еще ты видела такое же устройство, — посоветовал он. Кейтлин на секунду задумалась.

— Дункан? — она внимательно и отчужденно посмотрела на Шевцова.

— Да, Кейти, — стараясь не замечать ее холодной, напряженной реакции, подтвердил Шевцов. — Он носит точно такой же имплант, как у тебя или у меня.

— И что это, по-твоему, значит?..

Шевцов нахмурился. Кейтлин уклонилась от всех заданных ей вопросов, ничего не поведав о себе. Это становилось не просто непонятным, а подозрительным.

— Ты говоришь, что встретила Дункана не на Кьюиге? — попробовал выяснить он.

— Это неважно. Шевцов, тебе лучше позабыть эту встречу. Я понимаю, что должна помочь тебе… — с этими словами она вытащила из кармана пухлую пачку банкнот. — Возьми эти деньги и уезжай отсюда. Завтра тут сменятся хозяева, а ты достоин лучшей судьбы.

— Свою судьбу я делаю сам, — возразил Шевцов, — мне не нужны деньги, лучше ответь, почему ты лжешь?

Кейтлин даже не вздрогнула.

— В чем я тебе лгу? — спокойно поинтересовалась она.

— В том, что не встречала никого из «резерва». Ты ведь сама признала, что у Дункана точно такой же специфичный имплант, как у тебя или у меня. Если он не ровня нам по возрасту, значит, резерв был не один?

— Оставь эту тему в покое. Возьми деньги и забудь про нас.

— Я хочу знать свое прошлое, — упрямо проговорил Шевцов.

— Дункан ничем не поможет тебе. Он ничего не помнит.

— Знаешь, Кейти, я уже не могу полагаться на твои слова, — откровенно признался Шевцов. — Я хочу сам поговорить с ним, раз эта встреча уже состоялась.

— Он не станет разговаривать с тобой.

— Посмотрим. — Шевцов встал. — Подожди меня здесь, если не возражаешь. Я не причиню вреда твоему другу. Просто задам ему пару вопросов.

Он думал, что Кейтлин не согласится, но она внезапно кивнула, покосившись при этом в сторону застывшей без движения фигуры «Фалангера».

— Хорошо, Шевцов. Пусть будет по-твоему. Только с одним условием.

— Каким?

— Ответит тебе Дункан или нет, ты забираешь деньги и забываешь о нашем существовании, идет?

— Посмотрим… — угрюмо ответил Семен. — Знаешь, я уже и сам не рад, что мы встретились.

С этими словами он повернулся и пошел к выходу из металлической пещеры.

Его не покидало чувство, что он что-то делает не так, все изначально пошло неправильным, горьким, обидным путем, но Шевцов был упрям и не хотел отступать от своих намерений. Он искал информацию о прошлом везде, где только мог, и разговор с Дунканом, возможно, прояснит хотя бы некоторые аспекты возникновения «резерва»? Пусть, по словам Кейтлин, Дункан ничего не помнит о прошлом, но ведь есть еще и подсознание, которое можно пробудить?

Размышляя таким образом, Семен не мог предвидеть дальнейшего развития событий.

* * *

Дункан по-прежнему сидел за столом, в своем непритязательном «офисе», погрузившись в глубокую задумчивость.

Когда хлопнула входная дверь, он лишь приподнял взгляд.

— Что еще? — неприязненно спросил он.

— Надо поговорить, — Шевцов пересек пустое помещение и сел на свободный стул.

— Обнаглел? — мрачно осведомился Дункан.

— Нет, — ответил Семен и неожиданно усмехнулся. — Quod licet jovi, non licet bovi?[6]

Лицо Дункана мгновенно утратило брезгливую задумчивость. Вскинув взгляд, он с откровенным удивлением посмотрел на худого, небритого, одетого в потрепанное пальто Шевцова.

— Где ты выучил эту фразу? — спросил он. Семен покачал головой.

— Не фразу, Дункан. Я знаю латынь.

— Откуда? Это мертвый язык.

— Но ты ведь понял, что я сказал?

— Да, — согласно кивнул Дункан. — Ты верно подметил про Юпитера и быка, — тут же добавил он. — Кто-то из нас двоих позабыл свое место.

— Неправильно. Нас объединяет нечто большее, чем ты думаешь.

— Например?

Шевцов внимательно посмотрел на него.

— Не хочешь напрягаться? Или ты не привык прислушиваться к себе? Просто живешь как получится?

— Послушай, не испытывай моего терпения!

— Я знаю, у тебя проблемы…

— Это у тебя сейчас будут проблемы! — Выхватив оружие, Дункан резко встал, так, что его кресло откатилось в сторону, но Шевцов продолжал сидеть, демонстрируя полную невозмутимость.

— Может, все-таки выслушаешь меня, если сам не желаешь вникнуть в смысл происходящего? — спросил он, снизу вверх глядя на своего работодателя. Разве тебе не интересно, откуда в твоей голове взялось знание латыни? Ведь ты сам упомянул, что это мертвый язык. Может, ты рискнешь утверждать, что понимаешь свое прошлое? Или ты уже разобрался во всем?

Последняя фраза Шевцова заставила Дункана опустить «Стайгер». Швырнув оружие на стол, он отошел к дальней стене помещения, развернул откатившееся туда офисное кресло и, вернув его на место, уселся, сцепив в замок побелевшие пальцы рук.