пленку с сигары. Она имела великолепную фаллическую форму. Бигл был в восторге. У него не было спичек.

Табби достал из кармана большую кухонную спичку с красно-белым наконечником.

– Ненавижу бутан. – Он щелкнул по ней ногтем. Она вспыхнула, и запахло серой, старой доброй демонической серой. Он наклонился и дал Биглу прикурить. – Вот почему люди перестают трахаться с теми, на ком женаты, – сказал он. – Потому что кончать – это не то, что нужно. Дело не в счастливом конце. Дело в потенциале. В предвкушении. Бейсбол – это игра о возможностях и предвкушении.

Бигл затянулся. Вкус был богатым и в то же время немного мерзким. Но именно этот жест – держать, втягивать дым, выдыхать его, смотреть, как он улетучивается, – жест, богатый кинематографическими воспоминаниями, был по-настоящему приятным. Он начал расслабляться и ощутил чувство мужской солидарности. «Посмотрим, о чем секретничают мальчики в таких ситуациях».

– Этот парень хорош, – сказал Табби и сделал радио погромче, – слушай.

Вторая база – в положении, чтобы забить – бэттер – это потенциальная ничья! – счет 2:1 – ему лучше не отставать от бэттера, если он опередит бэттера, он его поймает, он такой питчер.

Табби выдохнул колечко дыма:

– Понимаешь?

Бигл, которого немного пробрала сигара, тоже попытался выдохнуть кольцо. У него не получилось.

– Нет, – ответил он.

– Если счет доходит до 2:1, он может пробить, и бэттеру почти наверняка нужно отбивать. Он изменил потенциал. Если питчер бросает мяч, он отстает. Теперь бэттер может немного отступить и выбирать. И питчеру приходится бросать что-то приличное или рисковать и делать проход. Изменил потенциал, понятно?

– Да, – сказал Бигл, – я понимаю. – И он реально понял. Он кивнул и начал видеть действие в бездействии. Он сделал еще одну затяжку, его накрыло чуть сильнее, и вдруг он понял нечто очень важное в управлении реальностью. Он вспомнил, как был в Нью-Йорке в то время, когда «Метс» играли в плей-офф против «Хьюстон Астрос». Эта игра была очень длинная. Она продолжалась так долго, что полностью нарушила расписание и восприятие нормальной жизни, в результате чего жители Нью-Йорка, внезапно превратившиеся в болельщиков, стали следить за игрой по кусочкам, по ходу жизни: смотреть телевизор в витрине магазина или через окно лимузина с крошечным телевизором на заднем сиденье, спрашивать у лифтеров – у лифтеров всегда есть радио – или у совершенно незнакомых людей: «Какой счет? Что происходит?» Это было похоже на военное время: «Какие новости? Какие новости? Вы слышали последние новости?»

Ритм у реальности был такой же медленный, как в бейсболе. Даже неподвижность была действием. Особенно неподвижность была действием. Потому что ожидание позволяло копить и растрачивать силы. Затем быстрое действие – например, удар – игрок на второй базе. И это все. Он не набрал очков. Но появилось больше потенциала. Снова ожидание.

– У тебя осталась эта кола из Сент-Луиса? – спросил Табби.

Глава девятнадцатая

Это как в фильме «Красотка». Только я здесь Джулия Робертс, а Мэгги – Ричард Гир. Мы начинаем в десять утра. К полудню я уже готов уйти. Она наслаждается собой больше, чем я когда-либо видел. Почти больше, чем я когда-либо увижу. В ней есть что-то девичье и беззаботное. Она говорит каждому продавцу, что я ее собственная кукла. Я особенный для девушек, потому что меня можно наряжать. Это, клянусь, заставляет меня краснеть. Я протестую, но Мэгги утверждает, что я мужественный и потому должен быть уверенным в себе, а еще должен потакать ей, потому что в душе она маленькая девочка. Что может быть, а может и не быть чушью. Но это намного слаще и легче воспринимать, чем ее слова о том, что это ее деньги и, если я хочу, чтобы меня видели с ней, мне лучше выглядеть соответствующе. Хотя она этого не говорила. Так что все в порядке, и я позволяю ей выбирать одежду, а окружившим нас продавцам, с акцентом из несуществующих мест, разрешаю смотреть на меня, замерять и использовать свой утонченный вкус и интуицию, чтобы определить образы, которые будут мне к лицу.

Камуфляж и МИ-6. Синий костюм от «Сирс», который носится десять лет, с белой рубашкой и полицейскими ботинками. Пара свитеров, свободных и удобных для того, чтобы сидеть в «Форде» весь день и смотреть, как кто-то ничего не делает. Вот что мне подходит.

Я ворчу, потому что от меня этого ожидают. На самом деле я польщен.

Мы перекусили в одном из тех мест, которые бронируют за два-три месяца. Если только вы не Магдалена Лазло, Джина Роулендс или Дэвид Кравиц. Тогда вы просто входите, и они каким-то образом знают, что вы придете, и столик уже ждет. Я заказываю сэндвич. Я понимаю, что это тунец на белом хлебе с майонезом, салатом и помидорами, хотя каждый из этих продуктов имеет другое и более дорогое название. На аперитив мы берем бутылку воды за 8 долларов.

После обеда Мэгги отвозит меня в мужской магазин «Яматос». Она оставляет меня с Ито, высоким, стройным, стильным японским продавцом-художником. Он написал несколько работ, висящих на стене, а также разработал дизайн многих пиджаков. У «Яматос» из Токио есть своя философия: «Мы искусство. Каждый человек. Для меня подобрать человеку одежду – это акт творчества, не менее трогательный, а иногда и более важный, чем наложение красок на холст». Все продавцы «Яматос» должны быть обучены психологии цветов и тканей, а также создавать произведения искусства, достойные выставки. Цены не указаны.

Ито усаживает меня в непосредственной близости от разных пиджаков. Многие из них сделаны из материалов, о которых я никогда не слышал. Он дает мне набор цветных карточек и хочет, чтобы я расположил их в порядке предпочтения.

Я оборачиваюсь. Там Джек Кушинг. Он с Томом Беренджером. Они тоже смотрят на пиджаки. С ними два продавца, Хиро и Никио. Хиро лепит горшки. Нико делает скульптуры из пластика. Ито утверждает, что атмосфера в магазине накаленная.

Джек и я замечаем друг друга одновременно.

Это происходит примерно через 60 часов после того, как я отдубасил его и бросил на тротуар рядом с машиной. Мы смотрим друг на друга. Один удар сердца. Два. Он улыбается. Широко. И подходит ко мне. Протягивает руку. Я беру ее, пожимаю.

– Старик, прости за недавнее, – говорит он, – я не знал. Про вас с Мэгги.

– Все нормально, – говорю я с достоинством. – Мы тоже не знали. До того момента.

– Вот так иногда случается. Иногда это к лучшему.

– Бьет сильно и быстро, – отвечаю