Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет тебе. — Она остановилась в дверях. — Ты меня наколол. Эта тетка по курению оказалась не гипнотизершей, а психотерапевтом.
Джим рассмеялся, демонстрируя великолепные белые зубы. Жожо прикрыла глаза рукой.
— Ты меня ослепил. Зачем ты это сделал?
Джим расхохотался еще больше.
— Лучше посмотри, что у меня тут написано. — На стене за его спиной висел лист бумаги формата А4, на котором черным маркером значилось: «СЕГОДНЯ 26-И ДЕНЬ БЕЗ КУРЕВА». — Какая разница, как это работает. Главное — что работает.
— М-да… — С Джимом Свитманом всегда так. Такой чаровник, что долго на него сердиться просто невозможно. — Но я не хочу ходить к психотерапевту!
Он опять пустил в ход свою улыбку — картина ничем не омраченной радости. Но что у него на самом деле на уме, Жожо сказать бы не взялась. Они так дружны с Марком, что она не удивилась бы, если бы выяснилось, что Джим в курсе.
Она повернулась и — хоп! — лицом к лицу столкнулась с Ричи Гантом. Тощий, с сальными черными волосами, он был похож на вероломную молодую акулу, готовую напасть на собрата ради новомодного мобильника. Она поспешила удалиться. «Ффф, я его коснулась».
При виде Жожо Дэн округлил глаза, как будто не с ней разговаривал каких-то девятнадцать секунд назад.
— Ах да, — рассеянно бросил он. — Еда. Вещь необходимая.
Он снял с вешалки допотопную фетровую шляпу, похожую на мшистую кочку. Плотно натянул ее на макушку и сразу стал похож на пчелиный улей зеленого цвета. Он подал Жожо руку:
— Идем?
25
Вторник, 10:15
Раздался первый звонок.
— Обезьянка беспокоит, — отрекомендовался Мэнни. — На проводе Патрисия Эванс. Принимается или отклоняется?
— Принимается, принимается! — Первая из обоймы. Щелчок — и:
— Жожо, я прочла «Любовь под паранджой».
У Жожо шумно забилось сердце, адреналин хлынул в жилы. Дело, кажется, пойдет.
— Я в восторге, — сказала Патрисия. — И все остальные тоже. У меня для тебя упреждающее предложение.
— Это должно быть очень выгодное предложение.
— Думаю, ты останешься довольна. Мы предлагаем миллион фунтов.
Ладони у Жожо покрылись жарким потом. Адреналин хлынул с натиском, сопоставимым с военной интервенцией. Жожо быстро-быстро соображала. Миллион. Безумные деньги, тем более для начинающего автора. Но раз «Пелхэм» готов столько выложить, может, и другие захотят? Что, если на аукционе ей удастся поднять цену еще выше? Выше миллиона ста тысяч, которые выбил Ричи Гант для «Гонщиков»?
А если она ошибается, и никто, кроме «Пелхэма», книгой не заинтересуется? Что, если никто не захочет участвовать или предложит какой-нибудь мизер? Как угадать? Она помнила, что два агента уже отказали Фрею — наверное, не увидели в книжке ничего экстраординарного, что, собственно, и служит залогом успеха…
Думай, думай, думай. Спокойно. Без спешки. Дыши глубже.
— Щедрое предложение, — проговорила Жожо в трубку. Спокойно, спокойно. — Я переговорю с автором и перезвоню.
— Предложение в силе ровно сутки, — предупредила Патрисия. Вот это вряд ли. Спокойно, спокойно. Прозвучало довольно сердито — ну как же, миллион, а она еще ломается. — Потом мы его отзовем.
— Ясно. Спасибо, Пэтси. Я позвоню.
Она положила трубку.
Выброс адреналина у Жожо всегда способствовал кристальной ясности мысли. На то, чтобы принять предложение «Пелхэма», есть двадцать четыре часа. Если отказаться, «Пелхэм» все равно сможет принять участие в аукционе. Но из опыта она знала, что, если они на это пойдут, речь будет идти уже о гораздо меньшей сумме — в отместку. А то и вовсе откажутся от торгов. Они пока пребывают в состоянии первоначальной влюбленности, а через неделю жажда обладания может утихнуть, и книжка перестанет казаться им такой замечательной, как сейчас. Или они сочтут ее не такой перспективной в коммерческом плане — да что угодно может произойти. Одновременно могут сорваться с крючка и все другие издательства, и у Жожо вообще не останется предложений для Натана Фрея. Такие случаи бывали, , хоть и не с ней. Катастрофа: все — у разбитого корыта, а денег — ни у кого.
Она, конечно, может посоветовать, но в конечном итоге решать должен сам Натан. Она взялась за телефон.
— Натан, это Жожо. Мы получили предложение от «Пелхэм Пресс». Очень заманчивое.
— Сколько?
— Миллион.
Раздался грохот — должно быть, телефон упал, — потом еще какие-то звуки. Она терпеливо дождалась, когда он вернется к телефону. Слабым голосом Фрей спросил:
— Можно я вам перезвоню?
Через полчаса он позвонил.
— Извините меня. Что-то голова закружилась. Я тут подумал…
Ну, еще бы.
— Раз они так много предлагают, могут и другие тоже.
— Гарантии нет, но в целом вы правы.
— А вы как думаете? Что собой этот «Пелхэм Пресс» представляет?
— Сугубо коммерческое издательство, очень агрессивны, издали уже кучу бестселлеров.
— Ух! Вы меня пугаете.
— Они прекрасно знают свое дело. — И это еще было слабо сказано.
— Понимаете, я в растерянности. Жожо, не заставляйте меня, решите сами. — В его голосе уже слышались слезы.
— Натан, выслушайте меня очень внимательно. Это лотерея. Если отвергнуть это предложение и устроить тендер, мы рискуем не поднять цену до такого уровня.
Все тем же слезливым тоном он спросил:
— Сказать вам, сколько я заработал за прошлый год? Девять тысяч. Девять тысяч! Так что для меня любой гонорар — что манна небесная.
Неужели он рискнет миллионом? Вот чудак! Недаром же в женское платье обряжался и полгода жил в Афганистане. Пойми их!
— Сейчас ничего не решайте. Подождем до завтра.
— Я уже решил. Что я в этом понимаю? Вы агент, вам и карты в руки. Я вам доверяю.
— Натан, тендер, как и любой аукцион, — это вам не точные науки. Может статься, все провалится, и я для вас ничего не выторгую.
— Я вам доверяю, — повторил он.
Решение осталось за Жожо.
Вторник, 11:50
Она продолжила работу, и следующие два часа прошли весьма плодотворно. Изучила эскиз обложки к новой книге Кэтлин Перри и забраковала — уж больно безвкусный; позвонила редактору Эймона Фаррела и сказала, что надо внести изменения в график выпуска его новой книги, иначе он совпадет с Ларсоном Коузой; позвонила Игги Гибсону выразить сочувствие в связи с убийственной рецензией.
Одновременно она, не переставая, проигрывала в голове два возможных сценария с книжкой Фрея. Согласиться или отказаться? Отказаться или согласиться?