— Здравствуйте, Эдуард Николаевич, — поприветствовал каперанга Макаров, поднявшись на борт. — Ну что, принимайте сначала меня с флаг-офицерами, а завтра пожалует и весь остальной штаб. Не стесним?

— Что вы, ваше превосходительство. — Командир корабля, откозыряв, пожал протянутую руку адмирала. — И я, и моя команда почтем за великую честь, что вы поднимаете свой флаг на «Ретвизане».

— Как ремонт? — не преминул поинтересоваться Степан у провожавшего его в салон Щенсновича.

— Практически уже закончен. Еще пара дней, и можно выходить в море. А если очень нужно — то хоть завтра в бой. Остались покрасочные работы, уборка, мелкие доделки.

— Ну что же, рад слышать. Завтра еще не в бой, завтра у вас на борту состоится совещание с генералами по поводу обороны Цинджоуских позиций, так что будьте готовы, не хотелось бы, чтобы флот ударил в грязь лицом, принимая руководство крепости.

— Не извольте беспокоиться, Степан Осипович, — даже слегка обиделся командир корабля. — Примем Стесселя с его штабом в лучшем виде.

Очередной раз встретившись с Щенсновичем, Степан внутренне хмыкнул: не случайно, ох не случайно каперанг получил на эскадре прозвище «Идальго» — высокий, худощавый, бородка клинышком, усы торчат в стороны, — ну просто вылитый герой Сервантеса. Да и характерец имел тот еще — с начальством не заигрывал, с подчиненных требовал по полной программе, но при этом и заботился о них также, «по полной». И являлся одним из ближайших кандидатов на присвоение адмиральского чина.

Кстати, усиленно растущее количество адмиралов в Артуре уже давно являлось дополнительной головной болью Маркова-Макарова: изначально, до его приезда, их имелось всего четверо — Ухтомский, Лощинский, Молас и Греве. Последнего командующий отправил во Владивосток, но тут же прилетели орлы на погоны Григоровича и Матусевича. А ожидалась новая «стая двуглавых птиц» — в самое ближайшее время придет приказ по поводу Рейценштейна, потом — Вирена, ну и до кучи — Щенсновича. И это по самым скромным прикидкам — последние победы Тихоокеанского флота могут сделать императора и Адмиралтейство более щедрыми, чем в реальной истории. Ну, ладно Рейценштейн — он и так на адмиральской должности, а вот остальных куда девать? Солить? Топить?

С этими мыслями Степан дотопал до своего салона. Спать еще категорически не хотелось, поэтому, попрощавшись с Щенсновичем, адмирал набулькал себе граммов пятьдесят коньяку и продолжил размышлять на данную тему с вариациями.

Ну хорошо — сам с Моласом на «Ретвизане», в этом же отряде «Цесаревич» и «Пересвет» с «Победой», Ухтомский пусть поднимает флаг на «Петропавловске» и командует тремя тихоходами, Лощинский остается при своих канлодках и тральном караване, Григорович при порте, Матусевич… Черт побери! Нечего контр-адмиралу гонять по морю на миноносцах — пусть «начмин» обоснуется либо на «Амуре», либо на «Новике». Рейценштейн, естественно, на «Баяне» при крейсерах… Едреналапоть! «Диана» совершенно не вписывается в компанию «убойной тройки»: «Баян», «Аскольд», «Богатырь» — эта «богиня» и семнадцать узлов с трудом выжимает… А боевая единица сильная, сильнее любого из японских бронепалубников, но именно ЕДИНИЦА. Не была бы «Паллада» в ремонте — эта пара вполне могла бы являться самостоятельным крейсерским отрядом. Но в одном экземпляре — ни богу свечка ни черту кочерга… И в линию не поставишь без броневого пояса, и к остальным крейсерам не присоединишь без потери отрядом двух-трех узлов… И брандвахтой держать такой крейсер неправильно, и в океан на охоту отправлять жалко, тем более с такой дальностью плавания. Да и силуэт у нее больно приметный. Ладно, не снимать же с нее пушки, пусть ходит с броненосцами, тем более что защитник от минных атак из «Дианы» отменный…

А Вирена, в конце концов, можно будет и на «Пересвет» младшим флагманом Первого броненосного отряда пристроить, тем более что пока они с Щенсновичем еще не адмиралы, а там, как говорится, «или эмир умрет, или ишак сдохнет».

К состоявшемуся назавтра совещанию уже были получены известия от Фока: «Японцы начали штурм Цинджоуских позиций». Было решено немедленно отправить к перешейку «Гремящий» и «Отважный» с «Бойким» и «Бурным». «Бобр» и «Сивуч» переводились в Дальний, чтобы находиться поближе к месту вражеской атаки и сменять своих товарищей побыстрее. «Гиляк» все-таки оставили на рейде Порт-Артура — никто не гарантировал того, что японцы не попытаются еще раз закупорить проход брандерами или в очередной раз набросать мин заграждения перед самым Порт-Артуром.

В результате трехдневных боев дивизиям генерала Оку ценой огромных потерь все-таки удалось выбить русских собственно из города Цинджоу, но на пути японской армии встала высота Наньшань, наглухо запирающая проход через перешеек. Защищала гору бригада генерал-майора Надеина.

Митрофан Александрович выведен в бессмертной эпопее Степанова дряхлым старичком… На самом деле ему было в 1904 году шестьдесят пять лет — не юноша, конечно, но и совсем не старик, а уж энергии у него хватало на нескольких тридцатилетних.

Первой волне пошедших на штурм японцев врезали от всей души. Русской, широкой, загадочной и размашистой. И в реальной истории японцы понесли, наверное, самые страшные потери именно под Цинджоу, а уж теперь…

Казалось бы: насколько серьезно могут повлиять на результаты столь масштабной битвы несколько дополнительных десятков малокалиберных пушек и пулеметов? Сколько вражеских жизней они смогут забрать в довесок к имеющимся возможностям? Несколько сотен? Тысячу?..

Но ведь каждый убитый или раненый враг — это оставшийся в живых свой боец, а он может уничтожить еще одного врага, а может и не одного.

Четвертая дивизия генерала Оку покрыла своими телами подступы к высоте, после чего японцы перешли к артиллерийской дуэли с защитниками перешейка. Причем сначала удача была на стороне атакующей стороны — со своих закрытых позиций орудия страны Ямато стали исправно перемешивать с землей стоящие относительно открыто русские пушки. Но тут в драку вмешался флот. Тот, который под Андреевским флагом.

«Гремящий» и «Отважный» вошли в бухту Хэнд и стали методично разносить вдребезги и пополам как японские батареи, позиции которых отлично просматривались с моря, так и любые, сколь-нибудь заметные скопления пехоты. Девяти — и шестидюймовые снаряды обрушились на укрепления и боевые порядки японских войск. А корабельная пушка выпускает в единицу времени снарядов больше, чем сухопутная батарея такого же калибра — механизмы и электричество на боевом корабле имеются в достатке. И это совсем не тот случай, о котором говорил Нахимов: «Пушка на берегу стоит корабля в море» — артурцам пришлось иметь дело не с береговыми батареями противника, а открытыми для обстрела с моря полевыми. Лебедев и Цвингман подвели свои канонерки к берегу настолько близко, насколько было возможно, даже разворачиваться они смогли только с помощью миноносцев. Благодаря их огню атаки японских войск в центре и на левом фланге были отбиты с большими потерями для наступавших. С наступлением темноты «Гремящий» и «Отважный» вместе с эсминцами вернулись в Дальний, где своей очереди вступить в бой назавтра ожидали «Бобр», «Сивуч» и «Бесшумный» с «Беспощадным» — русский флот не собирался предоставлять никаких передышек рвущимся на Квантунский полуостров врагам.