Ну да, связист на первый взгляд отнюдь не героическая специальность для военного — в атаки не ходит, из пушек не стреляет, мины не ставит и их же не извлекает, понтонные переправы под огнем не наводит, а вот поди ж ты — нет связи, и о любом взаимодействии вверенных ему частей и подразделений полководец может забыть. С самых древних времен. Даже если сражение ведется в зоне видимости — даже в этом случае нужен какой-нибудь лихой адъютант или ординарец, который сможет как можно быстрее доставить распоряжения командующего из штаба на левый (правый) фланг…

А уж если ведется целая война, то полководец почти наверняка согласился бы пожертвовать целым полком, а то и дивизией, чтобы быть уверенным, что юный офицер с пакетом все-таки доскакал до армии его коллеги-напарника-союзника, и полки-дивизии-корпуса-армии встретятся в нужном месте и в нужное время. Что их совместный удар не будет направлен в пустоту или что их не «сожрет» поодиночке превосходящий по силам противник. А также не сомневаться на предмет того, что данный пакет попал в руки противника — тогда вообще можно «воду сливать».

Связь — нервы армии. Глаза и уши (разведка) могут увидеть и услышать, но необходимо, чтобы эта информация дошла до мозга (штаба). Мозг может проанализировать эту информацию, но необходимо, чтобы она дошла до ног, которые донесут кулаки туда, куда нужно, и тогда, когда нужно. И очень хочется, чтобы эту «пару кулаков» там не встретили три пары оных…

А связь в начале двадцатого века была аховой. То есть, конечно, не на уровне расторопных адъютантов с пакетами или лазутчиков со вшитой в бедро гильзой с донесением (хотя и такое бывало). Телефон, телеграф, радио бог Марс принял на вооружение немедленно, по мере появления данных продуктов работы ученых-физиков и инженеров, но техническое качество исполнения упомянутых средств связи пока было самым примитивным.

Нет, та, что осуществлялась по проводам, отличалась относительной надежностью, но телефон действовал на расстоянии пары-тройки километров, а телеграф… Да, этот «бил» далеко, но доверять ему можно было только на своей территории — если трассу прохождения кабеля захватил противник — все: или просто перережут, или даже еще успеют какую-никакую дезинформацию втюхать.

А с радио совсем грустно — «дальнобойность» станций беспроволочного телеграфа составляла максимум несколько десятков миль от антенны до антенны. При отсутствии естественных препятствий между ними. В виде горного хребта, например. То есть в открытом море корабли могли переговариваться на шестидесяти милях, но если между ними находился какой-нибудь гористый мыс, не слышали друг друга и в десяти…

Да, Гульельмо Маркони уже три года назад умудрился передать многократно повторяющуюся букву «S» аж через Атлантический океан, но он использовал специальную стационарную радиостанцию, а боевые корабли и сейчас могли поддерживать хоть сколько-нибудь сносную связь по беспроволочному телеграфу не далее чем в двадцати-сорока милях друг от друга. И то только те, на которых стояли самые мощные станции. Но теперь Степан мог надеяться, что с помощью ретрансляции с Золотой горы ему и Ухтомскому получится слышать друг друга и общаться. Ведь существовал хоть и исчезающе малый, но шанс, что в Печелийском заливе сосредоточились главные силы адмирала Того, тогда придется бросить все и идти на выручку…

— Есть телеграмма от Ухтомского, ваше превосходительство! — заскочил на мостик лейтенант Шереметьев.

— Так читайте скорее!

— «На входе в залив крейсера «Ниссин» и похожий на «Якумо». Противник отошел и начал передачу. Глушу искрой».

* * *

Глушила передачу с «Ниссина» радиостанция «Богатыря», одна из самых мощных на Тихоокеанском флоте. Но сигнал тревоги все-таки успели принять на «Суме» и ретранслировать его суть на отряд кавторанга Ничиямы. Тот понял, что пора спасать свои канонерки — идут такие серьезные ребята, которые могут и третью своего бортового залпа оставить на поверхности только ошметки от кораблей подчиненной ему группы.

Обстрел левого фланга русских позиций на перешейке немедленно прекратили и под проклятия своих сухопутных коллег стали полным ходом отходить, чтобы в преддверии спускающейся с небес темноты успеть спрятаться в подходящих бухтах. Где и ждать: повезет — не повезет, найдут — не найдут…

— Два дыма на левом крамболе!.. Третий!

Матусевич, на этот раз поднявший свой флаг на «Богатыре», вскинул к глазам бинокль и повернулся в указанном сигнальщиком направлении. На горизонте действительно виднелись дымки, происхождение которых необходимо было выяснить в самое ближайшее время.

— Передайте на «Севастополь», — не отрывая оптики от глаз, бросил адмирал. — И запросите разрешение на разведку. — Хоть они с Ухтомским теперь имели одинаковые чины, но командовал операцией все-таки князь, так что срываться без его разрешения не следовало.

— Ну что, Александр Федорович, — оглянулся на командира крейсера начальник минных сил. — Думаю, что необходимо сбегать к этим дымам. Ставлю червонец против рубля, что это неприятель.

— Не приму ставки, ваше превосходительство, — отмахнулся Стемман. — Понятно, что японцы — кто еще рискнет здесь сейчас разгуливать во время военных действий. Да еще и группами…

— С «Севастополя» передали: «Добро», — отмел последние сомнения крик сигнальщика.

— Курс норд-вест шестьдесят градусов, иметь ход девятнадцать узлов, передать на «Диану»: «Следовать за мной!» — начал сыпать распоряжениями Матусевич. — То же на «Расторопный» и «Сторожевой».

— Не поспеет за нами «Диана» с такой скоростью, — попытался урезонить адмирала командир крейсера.

— Знаю. Просто пусть стараются как могут. Нам их ждать недосуг. А если бой завяжется — как подвинтят — так подвинтят…

Когда начальнику Шестого боевого отряда доложили, что на его крейсера надвигается «Богатырь», а за ним следует еще один большой крейсер русских, Того-младший даже не встревожился:

— Поднять сигнал: «Отходить к устью залива. Иметь ход пятнадцать узлов. «Суме» — двенадцать узлов. Радио на «Ниссин»: «Идти навстречу».

Адмирал невозмутимо поднес бинокль к глазам и стал сосредоточенно высматривать каждый маневр приближающегося русского крейсера. А «Богатырь» был тем еще игроком в намечающейся катавасии — его бортовой залп практически равнялся таковому от всего Шестого боевого японцев, а уж когда подоспеет «Диана» — сынам Аматерасу останется только молиться…

— Двухтрубный японец отстает! — азартно выкрикнул сигнальщик.

— Ну, этого мы точно догоним, — хищно выдохнул Стемман.

— Не догоним, Александр Федорович, — осадил каперанга адмирал. — Но погоняемся. Временно. Передать на «Диану» и миноносцы: «Курс норд-вест, осмотреть подходы к бухтам. В случае обнаружения неприятеля — атаковать!»

— Думаете, японцы нас за нос водят, — понял каперанг, — пытаются увести от своих канонерок?

— Более чем уверен, — отозвался Матусевич. — И эта «хромая утка» нам специально подсунута — от «утят» нас увести хочет. Как только приблизимся на дистанцию поражающего огня — быстро выдаст все свои паспортные узлы и улепетнет под защиту отряда и броненосных крейсеров, которые наверняка уже идут навстречу. Не уважают нас японцы — дураками считают. Ну и пусть себе, не будем их разочаровывать, временно сымитируем погоню за этим «подранком»… А светлейший пусть ловит прячущиеся по углам японские канонерки.