Сверху на фреске художник изобразил ангелов, несущих предметы, связанные с мучениями Христа: крест, терновый венец, колонну, у которой бичевали Христа, и т. д.

Ниже уровня ангелов изображены праведники, окружающие Иисуса. Все они получили право на вечную жизнь вместе с ангелами и рядом с Христом. Одна поразительная деталь: прямо над головой Иисуса находится прекрасный златовласый ангел, облаченный в красное, и он указывает на двоих мужчин, находящихся в круге праведников. Эти мужчины несомненно евреи, о чем говорит их одежда, которую предписывала носить евреям Церковь. А перед ними изображена женщина с покрытой головой, шепчущая что-то на ухо юноше. Этот юноша явно напоминает Пико делла Мирандолу, наставника молодого Микеланджело во дворце Лоренцо Великолепного.

В центре фрески Иисус Христос. Справа – святой Петр. Рядом с ним – святой Павел. По другую сторону от Иисуса – его мать Мария.

Иисус Микеланджело не похож на традиционные изображения: у него нет бороды, а фигура его напоминает человека, много лет занимавшегося культуризмом. Он больше похож не на Иисуса, а на мускулистую древнегреческую статую – смесь Аполлона с Гераклом.

Словно сообщник, Христос смотрит чуть вниз – на святого Варфоломея с ободранной кожей, держащего в одной руке пыточный нож, а в другой – свою содранную кожу. Это классическое изображение: замученного святого Варфоломея всегда рисовали держащим свою кожу и с ножом в руках.

Биограф Микеланджело Марсель Брион отмечает:

«В «Страшном суде» он оставит собственный портрет, который на этот раз будет в равной степени как физическим, так и моральным. Но он упрячет его так хорошо, что пройдут столетия, прежде чем кто-то догадается его открыть. Он займет место жертвы. Разве это не подходит ему, страдавшему столько лет? Слово жертва часто возникает в его поэмах Среди всех святых Микеланджело ближе всех святой Варфоломей, с которого, живого, содрали кожу, а потом распяли на кресте. Вот вам и образ человека, с тела и души которого содрали кожу. Только и всего. Но было бы слишком просто, слишком прямолинейно придать его черты святому Варфоломею. Он спрячется более надежно. Под развевающимся в руках жертвы флагом. Именно это лицо, с которого содрана кожа, и сама эта жалкая пустая оболочка, смешная и отвратительная, станут портретом Микеланджело, его единственным аутентичным автопортретом, которым мы располагаем, самым правдивым, самым глубоким, самым ясным в его горькой ироничности. Портретом, воспроизводящим во всей полноте и сущности человека, павшего жертвой в равной степени как радости, так и горя, человека великих неосуществленных мечтаний, изголодавшегося по любви и не перестававшего бежать от нее, своего собственного палача. Но никакой палач не сравнится по изобретательности и жестокости с тем, кто терзает себя сам»193.

Как мы уже говорили, в те времена авторам запрещалось подписывать свои работы, заказанные Ватиканом. Но, как и в случае со скульптурой «Пьета», Микеланджело тайно «подписал» фреску, только вместо своего имени он изобразил на ней свое лицо. Считается, что это был еще один протест художника. Он словно показывает нам всем, что приказ папы возобновить работы в Сикстинской капелле был для него мучением не менее тяжким, чем снятие кожи с живого человека.

А вот что пишет Надин Сотель:

«Святые, сгруппированные вокруг Христа, не выглядят красивыми. Их позы скорее требующие, враждебные.

Справа от Вечного Судьи – избранные; слева – приговоренные.

А в глубине? Серо-голубой фон, без всякой глубины. А форма? Темная, погасшая. А перспектива? Она отсутствует.

Толпа персонажей будет словно надвигаться на зрителя, как войска на марше, безразличная к массивным ангелам и демонам с человеческими фигурами, расположенным на высотах и в люнетах»194.

Еще одна поразительная деталь: за фигурой святого Варфоломея Микеланджело изобразил мужчину в профиль – это Томмазо деи Кавальери. С другой стороны, также под фигурой Христа, находится святой Лаврентий195 с железной решеткой в руках, выше – женщина с платком на голове. Это Виттория Колонна, о которой мы расскажем ниже.

Кстати сказать, то, что на фреске изображен именно Томмазо деи Кавальери, – не просто догадка. Этому имеется настоящее доказательство, созданное рукой самого Микеланджело. Вот что он написал в одном из своих сонетов, посвященных Томмазо:

И еще одно скрытое послание: внизу фрески изображены мучения грешников, попавших в ад, и здесь же можно увидеть мифического царя Миноса с ослиными ушами и обвитого змеем, пожирающим его гениталии, – так вот, его лицо удивтельно напоминает лицо Бьяджо да Чезена, церемониймейстера Павла III, второго человека в Риме после понтифика. Известно, что Бьяджо критиковал Микеланджело, говоря, что обилие мужской наготы на фреске напоминает ему скорее общественные бани, чем священные сюжеты. И Микеланджело нашел вот такой способ жестоко отомстить ему. Увидев свое изображение, Бьяджо взвыл от обиды и потребовал от папы, чтобы тот заставил «мерзкого художника» переделать картину.

– Увы, сын мой, – ответил Павел с улыбкой, – я властен на земле, я мог бы вмешаться, если бы речь шла хотя бы о чистилище. Но если речь идет об аде – там я бессилен. Иди, поговори об этом с Микеланджело.

Но они так и не помирились, и Бьяджо да Чезена, благодаря мстительному характеру Микеланджело, остался в аду навсегда.

В конце 1540 года, когда фреска «Страшный суд» была почти закончена, Микеланджело вдруг упал со строительных лесов. Ненавидя врачей, он отказался впустить доктора, вызванного Томмазо деи Кавальери. Микеланджело потом говорил, что они оба хотели выбить дверь. Но стоит ли ему верить?

А вот что очевидно, так это реакция папы в тот момент, когда он в первый раз увидел «Страшный суд»: он упал на колени и принялся молиться, а потом долго плакал в ногах у Христа-Карающего…

Но были и реакции совсем иного рода. Например, Пьетро Аретино, ведущий сатирик, публицист и драматург своего времени, написал письмо, в котором обрушился на изображение гениталий и прочих неприличных деталей в изображении мучеников и дев. «Даже в борделе, – писал Аретино, – опустишь от стыда глаза, увидев подобное»198. Это было самое начало Контрреформации, и Аретино лил воду на мельницу тех, кто требовал «одеть» обнаженных персонажей художника.