В свое время он отказался от личного подпространства. Хоть и было оно крохотным, размером с десятиметровую комнатушку, но за две тысячи лет Ав сэкономил шестьдесят миллионов совушек. Однако… Потерял он нечто большее, чем деньги. Свободу? Надежду? Шанс?

Создать Чертоги заново непросто. Требуется личная сила – а она растет лишь с уровнями, которые давно утеряны. О солидном количестве Очей Веры я уже и не упоминаю.

Это как владельцу элитного пентхауса продать квартиру, деньги пробухать и уйти в бомжи. Теша себя надеждой однажды подняться вновь и купить в собственность квартирку. Хоть маленькую, но свою. Шанс есть, но на уровне чуда.

Встречающий нас чопорный дворецкий Сиреневый, настороженно щелкающая жвалами паучиная охрана, мягкая кожаная мебель, мирно гудящий холодильник и рукотворная скатерть-самобранка – лишь увеличили тоску Ава. Доев и поблагодарив прислуживавшего нам божка, он впал в состояние искренней меланхолии, постепенно сменяющейся решимостью и все более фанатичным блеском глаз. В Чертогах даже заметно поднялась температура. Нервничающий бог – опасней Везувия.

Наконец, приняв какое-то решение, он повернулся ко мне.

– Лаит!..

– Глеб. Можешь звать меня так. Это мое истинное имя.

Пораженный Ав прижал руку к сердцу и склонил голову.

– Я… я ценю оказанное доверие! Клянусь именем Творца – я развоплощу свою душу, но не выдам данного тебе при рождении имени. Глеб! Я долго думал… И осознал, что только рядом с тобой я вновь зажил полноценной жизнью!

– Надеюсь, ты не собираешься делать мне предложение?

– Нет! То есть да… Хаосячий юмор! – опешил бог и слегка снизил градус пафоса. – Лаит! Я готов признать тебя своим верховным богом и вступить в твой пантеон! Прими мою службу!

Я покосился на Сиреневого – тот, раздувшись от гордости, глазами умолял принять просьбу друга. Его логика понятна. Служить главе пантеона – почет! Но и я в предложении Авося не видел подвоха.

– Согласен. Добро пожаловать в пантеон Равновесия. За главенство в котором, кстати, еще предстоит побороться…

Ав хищно оскалился и хрустнул кулаками:

– Всех в бараний рог свернем!

Я с улыбкой погрозил ему пальцем:

– Но аккуратно, на цыпочках. Чтобы равновесие не дрогнуло.

Раз уж Авось окончательно решил примкнуть к борьбе за все хорошее против всего плохого, я решил слегка пошаманить над его киркой. Оставив про запас несколько мифриловых монет, я переплавил в ладонях остальные и весомо нарастил копательную и убойную мощь инструмента напарника.

Заодно провел работу над ошибками. Скрафтил две пары рабочих перчаток с эффектом божественного плевка на плюс 90 к силе. Буду экономить слюну и меньше сушить руки отдачей. Все же порода Дна Миров была непростым камнем и огрызалась, как могла, утомляя даже богов.

Авось признался в собственных накоплениях и пожелал компенсировать мои расходы. Экономный бог сумел отложить немало совушек – сто сорок тысяч монет. Хватило бы на оплату перехода на следующий ярус. Но… Смысла особого в этом он не видел. Ближайшие десять этажей занимались тем же самым, что и мы, – ковырялись в прахе погибших миров.

Да, там чуть больше простора над головой, чуть лучше связь со своими верующими – если они еще остались. А вот борьба за место под солнцем гораздо жестче. На восьмидесятом – ниже падать некуда. А вот уровнем выше – про нас ходят жуткие страшилки. И рвет тамошний мирняк друг друга зубами, клыками и магией, лишь бы не скатиться на самое дно.

Монеты у Ава я не взял.

– Нам по-любому предстоят драки. И зачем ты мне такой красивый нужен, с нулем на балансе? Потом будем взаимные счета подбивать, после победы.

Выходили мы из Чертогов на жутком стреме и полностью готовые к бою. Только что «Ура!» не кричали, бросаясь в штыковую. Тьфу, в кирковую…

Дело в том, что перед выходом я сделал крохотный глазок наружу, чтобы спокойно осмотреться и не попасть в засаду. Многого не увидел – обзор перекрывала вяло шевелящаяся задница с облезлым хвостом. Размером тварь с некрупного носорога, метра полтора в лохматой холке.

Ав врага опознал мгновенно:

– Жареная хаосятина. Это если крыса одна. А вот стая может и порвать. Наглухо. Звери непростые – порождения Хаоса, питаются эманациями веры и неосторожными богами.

Я, как мог, покрутился вокруг дырки глазка, пытаясь заглянуть во все углы. Наверное, можно было бы отрастить себе глаз на ниточке. Но, не владея предрасположенностью к метаморфизму, – положил бы на это дело ресурсов, как на авианосец.

– Вроде чисто. В смысле – прямо по курсу одна жопа с хвостом, а сзади, метров на двадцать – никого. И довольно тихо. Лоза пощелкивает – у нее эхолокация, как у летучей мыши. И вроде как жрет кто-то. Ладно, тяпки в руки и выходим!

И мы вышли! Рыкнув грозно, призывая тварь обернуться. Не бить же ее в задницу? Однако крыса продолжала лишь вяло трепыхаться, никак не реагируя на наши призывы, уколы, а затем и вовсе – наглые пинки.

Решившись, я вдоль стеночки обошел зверя вокруг. Заглянул в полные боли и ненависти глаза, разглядел впившиеся в брюхо и жадно подрагивающие ростки лозы.

– Отбой, Ав. Она парализована. У нее вся спина утыкана шипами. А там в каждом – два грамма кураре.

Не желая плодить в мире лишнюю боль, я, хекнув от натуги, всадил кирку крысе в затылок. Вошло по самую рукоять. Тело твари мелко задрожало, но жизнь из глаз не ушла. Дергаю рукоять на себя и с хрустом взламываю череп монстра.

Со вскрытой башней не живут даже танки. Крыса вздрагивает, сучит когтистыми лапами и замирает окончательно. По моим ногам хлещет кровь и раздраженные ростки лианы. Плоды над головой нервно пульсируют, сияние цветков приобретает опасный багровый оттенок.

– Ща! – командую зло, волей придавливая задурившее растение. – Никто у тебя жрачку не отбирает. Хотя… Ав, срежь пару ломтей посочнее. Говорят, мясо после кураре становится нежнейшим деликатесом. Мощный релаксант мышц и все такое.

Авось настороженно покосился на буйствующую лозу и даже на всякий случай прикрылся едва видимым силовым щитом. Потыкал ножом в тушу, довольно качнул головой:

– Взрослый зверь, сплошной витамин… и в сердце – самородок накопившейся веры с яйцо размером.

Примерившись, он срезал три куска поближе к задним лапам – вырезка, филей и карбонат. Первый сорт. Затем одним движением Ав вскрыл зверю грудину, рассек сердце и раздавил в кулаке довольно крупный самородок.

– Триста совушек, – отчитался напарник. – Три дня жизни.

Я передал мясо Сиреневому, мнущемуся в открытом проходе Чертогов. Пожалел об отсутствии камина – нужно будет исправить. Нет релаксанта лучше, чем живой огонь.

Ав стряхнул руки от крови. Капли слетели начисто, как с тефлонового покрытия. Грязь на перчатки не липла принципиально – и это не баг, а какая-то неучтенная божественная фича.