– Вон оно что…

– И потом. Мы с ним, пока ехали, потрындели кое о чем. И заметил я, как про немцев речь заходит – меняется он весь. Руки – те ажно белеют, как он в руль вцепляется! Неспроста это, Борисыч, ох неспроста!

– Ну… не любит он их сильно.

– Не то! Не любит – так и мы никто с ними в обниманки играть не станем. А его – так аж колбасит всего. Хотя виду старается не подавать, это да.

– Ха! А форму их носит – словно в ней родился! И говорит по-немецки, словно прирожденный фриц. Охрану вспомни – как он их построил-то! На раз-два!

– И об этом я думал… Придумки его – с костром вчерашним и вшами помнишь?

– А что, толково придумано!

– Угу… я вот Якова порасспрошал… сам-то он не говорун, знаешь, поди?

– Ага. В час два слова – считай, речь толкнул!

– Ну да. Вот он мне про соседа свово, от которого такие вещи слыхивал, и порассказал. Знаешь, откудова такой сосед вернулся?

– Так с Колымы же! Он сам про то и сказывал.

– То-то и оно, что с Колымы! И сидел он там, а не просто лес валил! Оттель и все эти фокусы. С уголовным прошлым наш товарищ-то!

– А комсомол? Билет-то у него откуда?

– Хм… это да, незадача. Не приняли бы такого в комсомол-то… Однако ж и рана у него в ноге, да и замашки эти – человека так пописать… Опять же заскоки какие у него бывают – сам видел!

– Ну голова-то съехать может и по другой причине… Видывал я таких – опосля контузии. И не такие фортели народ творил!

– Так ты, Борисыч, думаешь – контуженый он?

– И не раз! Рану у него на спине видел?

– Спрашиваешь!

– Так и прикинь – как так рвануть должно, чтобы осколки столь плотно рядышком легли?

– Дык… рядом, должно быть…

– Ну и представь – у тебя граната в полуметре от башки ахнет, по-каковски заговоришь?

– Ну…

– То-то же! Контуженый он, точно тебе говорю! По уму – в медсанбат такого надо бы, да где он? А ты – немец!

– Да не… я такого и не говорил!

– А! Уголовник – один хрен! Нет, то, что с ним неладное что-то, – и я вижу. Но делать-то что? Он башкой своей рисковал, чтобы нас вытянуть, – про то забыл уже?

– Помню.

– Вот! И я помню. И смотрю за ним. Ничего он пока такого не говорил, чтобы подозревать его в чем-то. А что заговаривается… пройдет это. Тогда и побалакаем.

– А пройдет? Он-то себя, поди, здоровым считает! Скажи ему – лечись, мол, – так и окрысится!

– Ты до фига больных на голову встречал, чтобы они себя таковыми признавали? Кого ни спросишь – здоров! Вот кабы он сам себя таковым признал… тут уже и я первый призадумался бы – с чего это вдруг? Человек вроде здоровый, шишек да шрамов на башке нет – а говорит, мол, больной я? Уж не дезертирство ли свое так прикрыть он хочет? Не могу, мол, воевать по причине больной головы. А этот – наоборот! Так что и беда, коли злой? Найдем ему, на кого злость эту выпустить…

– Ну смотри, старшой… тебе виднее. А я все-таки за ним приглядывать стану. Не ровен час – слетит с нарезки, и что тогда? Хорошо, ежели один, да без ножа. А ну как с ним в руках?

– У него и автомат всю дорогу под рукой. Как зверь, с ним в обнимку спит и в сторону не откладывает. Что ж теперь, руки ему на ночь вязать? Не переборщи со своей подозрительностью, Николай! Максим – парень быстрый да опытный! Опять же поздоровее многих наших бойцов будет! Нам такие нужны!

– Ну как скажешь… Однако ж смотреть буду!

– Только аккуратнее, Коля…

Затрещали кусты, и разговаривающие удалились. Только теперь я обратил внимание на то, что сучок, за который я ухватился, сверкает свежей древесиной – кору с ветки я непроизвольно содрал. Слишком сильно стиснул кулак. Выходит, Кружанков прав? Нет, надо себя как-то получше контролировать… а как?

А все-таки – моя придумка сработала! Прокатила-таки моя контузия. И ведь в точку угодил!

Скажи я сразу – мол, контуженый да не помню ничего – как ко мне отнеслись бы тогда? Чему-то, может, и поверили бы, а чему-то – нет. И оружие могли бы запросто отобрать, под предлогом той же болезни…

А вот со вшами – это я рано вылез!

Ага, и чесался бы всю ночь…

В общем, в этот день мы никуда не пошли и ужинали в итоге похлебкой из березы. Не «березовой кашей», а натуральной древесиной. В том смысле, что, содрав кору с березы, Кружанков соскреб с нее темную массу, которая находилась между собственно корою и стволом, и эту штуку мы заварили в котелках. Оказалось даже вкусно! Но совсем несытно…

Так что вопрос со жратвой наутро встал самым актуальнейшим образом! Собственно, даже не вопрос – вопросище!

– Старшина, надо что-то с этим решать! – глотая очередную порцию «березового кофе», говорит кто-то из бойцов. – Такими темпами – немцам нас и ловить не надо: сами с голодухи передохнем вскорости!

Взгляды многих бойцов обращаются на меня. Пожимая плечами, переадресовываю их Корчному – мол, он старший, ему решать!

– Максим, – спрашивает он меня, – ты когда до своего тайника добраться сможешь?

– Да хоть сейчас! На мотоцикле – два часа ходу да назад еще пара часов. Час на месте. Только и за оружием не мешало бы съездить…

– А это далеко?

– За день, пожалуй, и не обернемся… если только завтра назад будем. Да и небезопасно это, на мотоцикле-то здесь раскатывать. Туда лучше лесом идти.

– В нашем положении сейчас еда важнее. Давай-ка за ней! Один поедешь?

Открываю рот для ответа и натыкаюсь взглядом на цепкий взгляд Кружанкова.

– Да вот с ним и поеду! – киваю на него. – Разок прокатились уже, отчего второй не попробовать? Только морду небритую прикроет пущай. Я и сам-то тоже хорош, однако ж не как он! Пусть переодевается в немецкие шмотки – и поедем!

Сборы не занимают много времени – и вот уже мы вчетвером выдвигаемся к тому месту, где запрятан мотоцикл. Вчетвером, потому что с нами идет прикрытие – двое бойцов с винтовками. Они должны прикрыть наш выезд на дорогу и дождаться возвращения.

Мотоцикл цел. Он все так же стоит под кучей веток, которые мы на него набросали. Вроде бы все тихо, но я трачу еще час, чтобы, обшмонав все кусты, убедиться в отсутствии засады. Ее нет, и мы все облегченно вздыхаем.

Вытолкав мотоцикл на дорогу, завожу мотор. Он схватывается не сразу, но все-таки заводится и пару минут стреляет сизыми клубами вонючего дыма. Добываю из багажника коляски офицерскую фуражку (зачем я только ее сохранил тогда?) и нахлобучиваю на голову попутчика.

– Если пологом морду прикрыть – издали подумают, что офицер. Лишний раз авось не тормознут.