— Тебя именно это сейчас больше всего интересует? Кто-то опубликовал стишок о том, что хочет отрезать мне голову, а тебя волнует Ник?

— Я просто не понимаю, зачем ты тратишь на него время, тем более ты вроде бы увлеклась Максом.

— Ника я не приглашала, он сам решил зайти, — сказала я, пожав плечами.

Кэт посмотрела на меня с недоверием.

— Честное слово. Когда он попытался меня поцеловать, я его прогнала.

— Прогнала Ника? Это что-то новенькое.

— Ну, поверь мне, он тоже удивился.

Лежавший на столе телефон завибрировал.

Может, сегодня развлечемся по-настоящему?

— Легок на помине, — пробормотала Кэт, увидев сообщение.

— Господи, он совсем не понимает намеков. — Я убрала уведомление с экрана. — Как можно быть таким надоедливым?

— Одри, ты не думаешь, что это Ник оставил коробку?

— Да брось! — рассмеялась я. — Этот человек даже не знает, где продаются цветы. За все время, что мы были вместе, не подарил мне ни одного букета.

— И решил начать с мертвых цветов. В этом что-то есть.

— Не знаю, кто их принес, но точно не Ник.

— Ну, раз ты так считаешь… — не очень уверенно согласилась Кэт.

Меня переполняло возбуждение, пока я срезал головки оранжевых роз и аккуратно укладывал стебли в коробку. Руки были в крови, внутри бурлила опасная смесь душевной тоски и чувства справедливости. Я оставил коробку перед ее дверью и ушел в полной уверенности, что ясно и четко выразил свое послание. Однако с приходом ночи я начал сомневаться, без конца прокручивая в голове свои действия, и все больше беспокоился, что лишь оттолкну от себя Одри. «Сама же знаешь, он отталкивает от себя людей», — вспомнились насмешливые слова племянницы.

Я сидел на ступеньках — по которым раньше поднимался десятки раз — перед веселеньким синим домом в районе Кэпитол-Хилл. На другой стороне улицы женщина со светлыми волосами наклонилась над коляской и заворковала над младенцем. Совсем недавно она тут прогуливалась, держа руки на огромном животе. Мне хотелось подбежать к ней, поздравить с пополнением, посмотреть, похож ли ребенок на маму, пощекотать его пухлые ножки… Я сдержался. Незачем ее пугать. Когда она в последний раз меня видела, я выкрикивал не самые приятные слова, о чем теперь жалею.

Как же я радовался, глядя на нее и ее ребенка! И я с улыбкой представлял округляющиеся формы Одри, внутри которой развивается плод нашего союза. Когда наше прекрасное дитя наконец-то появится на свет, она поймает мой взгляд и скажет: «Я люблю тебя. Я обожаю жизнь, которую ты мне подарил».

В мыслях я гладил головку нашего идеального младенца и планировал будущее, когда вдруг заметил, что у лестницы стоит Эли, моя бывшая. Вид у нее был нездоровый. Одной тонкой рукой она теребила лацкан темно-синего жакета, а другой наподобие щита держала перед собой сумку. Меня всегда раздражала ее впечатлительность.

— Что ты тут… — начала она, дико озираясь вокруг, будто собираясь позвать на помощь. Она заметила молодую мамочку на той стороне улицы и уже хотела было закричать, но, видимо, передумала. Снова перевела взгляд на меня и покрепче прижала к себе сумку. — Тебе не стоит сюда приходить.

— Я тоже рад тебя видеть, Эли, — сказал я, вставая со ступенек. — Сколько прошло с тех пор, как ты не церемонясь бросила меня, прислав сообщение? Месяцев шесть?

Эли отступила назад, и внутри меня что-то сжалось. Чего она боится? На долю секунды я представил, как хватаю ее за волосы и бью лицом о ступени. Вот это действительно было бы страшно.

Я поднял руки, показывая, что пришел с миром.

— Не волнуйся, я просто хочу поговорить.

— Нам не о чем говорить. — Она сделала еще шаг назад.

— Неправда.

Я вспомнил ее бездушное сообщение, и к горлу подступил горячий комок злости. «Пожалуйста, не звони больше. У нас нет будущего». Я проигнорировал ее просьбу и продолжал названивать, но каждый раз попадал на голосовую почту. А однажды ночью пришел на эти самые ступени и стал дожидаться ее, от гнева сжав руки в кулаки.

Шумно сглотнув, я постарался расслабиться.

— Эли, я просто хочу знать, что я сделал не так. Я не хочу снова совершить ту же ошибку.

— Снова? — повторила она, глядя на меня с недоверием. — Ты с кем-то встречаешься?

— Не смотри на меня так, — огрызнулся я. Боже, я и забыл, какая она подозрительная. — Ты думала, что я никого себе не найду, да? Учти, и ты, и твоя подруга Ли ошибаетесь. Вы все ошибаетесь.

Ее губы сжались в почти невидимую линию.

— Не подходи ко мне.

Я с удивлением обнаружил, что стою на расстоянии вытянутой руки от нее.

— Эли, я…

— Уходи.

— Эли…

— Сейчас я обойду вокруг квартала, а когда вернусь, тебя здесь быть не должно. Ясно?

Эли говорила со мной как с идиотом, неспособным осмыслить самые простые слова. Парни с форума «Засветившиеся» были правы, назвав ее злобной сукой.

— Ясно, — усмехнулся я.

— Вот и хорошо. — Эли резко кивнула, развернулась на каблуках и ушла не оглядываясь. Я смотрел ей вслед: натренированные от бега икры проступали из-под края юбки. И почему раньше она казалась мне особенной?

Я перевел взгляд на ее дом. Через неделю после того бессердечного сообщения Эли поменяла дверные замки — явно не ради безопасности, а ради ритуала. Я мог с легкостью разбить витраж на двери, просунуть руку и отпереть замок. Я мог бы перебить все ее уродливые стаканы-банки, в которых она подавала напитки, — они меня ужасно бесили; свалить с полок пафосные книги — сплошь биографии и политика, — которые, по ее словам, мне были недоступны; сжечь до основания дорогие свечи с запахом карамели. Я мог бы затаиться в темном углу ее дома, а когда Эли зайдет…

Нет.

Это не приблизит меня к Одри, а сейчас только она имела значение. Нельзя отвлекаться.

В пятницу днем Билл Ганновер вызвал меня к себе в кабинет, и, значит, суббота будет занята каким-нибудь проектом или подготовкой бумаг. Количество настоящих выходных за последние четыре года работы можно было пересчитать по пальцам, но я понимала, что это вынужденная жертва на пути к партнерству в фирме. Хотя с тех пор, как в мою жизнь ворвалась Одри, я стала выделять больше времени на совместный отдых: мы ходили по ресторанам и музеям, устраивали ей фотосессию то на фоне Мемориала Линкольна, то рядом с домом, раскрашенным под арбуз, на Кью-стрит.

Но в эти выходные ничто не мешало мне заняться работой, которую мог подкинуть Билл. Одри собиралась пойти на второе свидание с Максом Меткалфом, что меня одновременно и радовало, и беспокоило. Ситуация складывалась в духе романа «Уловка-22» Хеллера. Вдруг, если у них ничего не выйдет, и Макс вспомнит свою угрозу: «Лагерь никогда не забывается»? Или, наоборот, если отношения сложатся, и он расскажет ей про «Блэквуд» и Эмили Сноу? И как поступит Одри, узнав о случившемся тем летом? Она ведь не беспокоится о чужих секретах (к примеру, мне было известно точное количество мужчин, с которыми переспала наша общая подруга Жасмин, хотя сама Жасмин ничего подобного со мной не обсуждала) и может в одну секунду выложить информацию миллиону подписчиков. В общем, я даже не знала, какой из вариантов хуже.