— Ты знаешь анатомию человека? — ни с того ни с сего спросил Исаев. — Ну там, кровеносная система, все дела?

Я не поняла, к чему он ведет, но кивнула.

— Представь, что вместо крови по твоим сосудам течет вода.

Исаев провел по моему предплечью от локтя до запястья и обхватил ладонью кулак с зажатой в нем палочкой. Ладонь у него была сухая и горячая.

— Вода медленно течет от сердца по аорте, — вкрадчиво проговорил он, чуть придвинувшись ко мне, — по влажным артериям — к тысячам капилляров в пальцах, но в вены не возвращается. Она бесшумно стекает в палочку… Воде нужно течь дальше, это неизбежно. Она всегда найдет путь, проникая в самые узкие, крохотные щели, заполняя их собой. Как я заполняю собой тебя.

Исаев больше не смотрел на палочку, он глядел мне в глаза, не разжимая ладонь. Я завороженно наблюдала, как двигаются его губы, и не могла оторваться:

— Внутри палочки журчит вода. Она толчками, сантиметр за сантиметром, пропитывает дерево и хочет пролиться наружу. Сколько сантиметров в твоей палочке — двадцать восемь? Или двадцать девять? Осталось чуть-чуть, Елизарова, самая малость. Нужно просто выплеснуть эту воду, — он задержал дыхание, а я вместе с ним, — и жажда пройдет.

Я вздрогнула, и из кончика моей палочки брызнула вода.

— Ну вот, получилось, — сказал Исаев своим обычным голосом и, помедлив, отпустил мой до боли сжатый кулак.

Да я чуть не кончила от его шепота, что уж говорить о простеньком заклятии. Конечно, получилось.

Кажется, меня выебали одними только словами.

— Как ты это делаешь, Исаев, — с трудом выдохнула я, с удивлением глядя на полный стакан.

— Что именно? — он двусмысленно ухмыльнулся, но все же пояснил: — Все просто, Елизарова. Тебя должно это возбуждать. — Исаев облизал губы. — Чтобы колдовать молча, нужен сильный эмоциональный импульс. Желание перепихнуться — то, что нужно, а?

Так вот почему Селиверстов сказал, что немые чары лучше всего удаются молодым людям от семнадцати до тридцати пяти. Интересно, откуда Исаев все это знает?

— Так что я ума не приложу, почему Чумакова всю жизнь ходит в двоечниках, — весело заметил он. — Она должна всех нас за пояс заткнуть. Ну, кроме Гордея.

— Слушай, Чернорецкий, а чего мы с тобой так редко сидим вместе? — услышала я слегка захмелевший голос Челси, которая вообще не продвинулась во владении нужным заклятием, но, кажется, забыла про утренний скандал.

— Ты мне лучше скажи, почему мы до сих пор не потрахались, — непринужденно спросил тот, абсолютно трезвый.

Наверное, в словах Исаева был смысл, пусть я не до конца его понимала.

Но пока что меня намного сильнее, чем магия, возбуждал он сам.

Глава 28. Разумовская

День у Юстины не задался с самого утра.

К семи ей нужно было прибыть в Магический Совет из Виридарских Высот. Сергей Александрович, побывавший на допросе вчера, с волнением рассказывал, что Гвардия всерьез взялась за расследование и готовится предъявить обвинение Марку Исаеву. Несмотря на отсутствие улик и высокое положение его отца.

И Сергей, и сама Юстина охарактеризовали Исаева как крайне положительного студента. Она даже предпочла забыть о личных делах Марка Исаева и Гордея Чернорецкого, которые пухли от записей о наказаниях.

На вопрос, мог ли подозреваемый совершить убийство, Юстина ответила твердое «нет» и добавила, что не в характере Исаева нападать исподтишка. Он скорее вызвал бы потерпевшего на дуэль — и уже в честном бою не оставил от него мокрого места.

За двадцать лет работы в Виридаре профессор Разумовская могла припомнить, пожалуй, всего двух-трех студентов с подобными данными. Она уже боялась представить, что Исаев и Чернорецкий будут вытворять на Высшем Чародейском Экзамене. И, положа руку на сердце, понимала, что хоть завтра может освободить обоих от своих занятий, но такой практики в академии не было.

После вопросов о Марке Исаеве посыпались вопросы о Денисе Кирсанове. Старательно описав его таланты в трансформагии, Юстина отметила, что деканом жертвы не являлась и сказать что-то ценное для следствия вряд ли сможет.

Про Еву Елизарову, как оказалось, вообще рассказывать было нечего. Ослепительно красивая девушка, способности выше среднего, впечатляющий талант в области эликсирики, родилась в семье инквизов. Прилежная, добросовестная, староста курса, «временно лишенная повязки», додумала Юстина про себя.

Да, Марк Исаев давно увлечен ею, последние два года точно. Отвечает ли Елизарова ему взаимностью? А Юстина в личные отношения студентов не вмешивается — ровно до тех пор, пока эти отношения не начинают выходить за рамки дозволенных. Эти двое ни в чем таком замечены не были. Обыкновенная симпатия двух молодых людей.

Словом, покидая здание Магического Совета, профессор Разумовская могла с чистой совестью сказать, что сделала все ради спасения Марка Исаева от Новемара — и при этом ни разу не солгала.

К девяти она вернулась в усадьбу и тут же стала свидетелем до нелепости отвратительной и до омерзения неправдоподобной сцены.

Юстина даже вздрогнула, когда скорее увидела, чем услышала, звук пощечины. И чуть не села мимо стула, когда поняла, кто и кому ее отвесил.

Она искренне считала Никиту Верейского самым достойным молодым человеком, и именно поэтому, несмотря на некоторую легкомысленность, назначила его старостой академии.

А в эту секунду профессор своими глазами увидела, как Верейский поднял руку на девушку. Да, Маша Чумакова была грубоватой, плохо воспитанной, часто огрызалась, интересовалась парнями гораздо больше, чем учебой, — и Юстина вздохнула с облегчением, когда та перестала посещать ее семинары, — но она оставалась девушкой, на голову ниже Верейского и гораздо слабее него. Такие случаи, пусть редкие, всегда выбивали профессора Разумовскую из колеи, она просто не знала, как себя вести. Видит Странник, гораздо проще разнять двух пацанов и раздать штрафные баллы.

Без скандала отправив Верейского в свой кабинет, Юстина убедилась, что студенты вернулись к завтраку, и последовала за ним.

Устроившись за столом у себя, она вздохнула и тихо, как у умалишенного, спросила:

— Что вы можете мне сказать, Никита?

Юстина никогда не видела своего