Чисто выбритый, но с глубоким порезом на щеке, он сидел на стуле с абсолютно прямой спиной и пустым взглядом. Как выпотрошенный.

Он как будто не понимал, чего Юстина от него ждет. Густые русые волосы падали ему на лицо и частично скрывали обычно яркие, но сегодня потухшие глаза. Верейский судорожно облизал губы и продолжал молчать.

— Вы не возражаете, если я… проведу небольшую проверку, Верейский? — она уже подняла палочку, но тут Никита устало заговорил:

— Вы сомневаетесь, что я — это я, профессор? — и Юстина поняла, что проверять бесполезно. Это был настоящий Никита Верейский, только сломанный.

— По какой причине вы… настолько вышли из себя? — осторожно спросила она.

— Это сложно объяснить. Маша сделала то, чего не имела права делать. Поверьте, профессор, вам не нужны подробности. Просто поймите, что есть вещи, которые принадлежат только тебе. И никто не может тянуть к ним свои руки. А она свои — протянула.

— Насколько я знаю, вы с Чумаковой дружили… дружите?

— Да, — он пожал плечами. — Давно. Она… потрясающая девушка, но иногда переходит границы.

Юстине показалось, что Верейский приходит в себя. Его взгляд становился осмысленным.

— Я сорвался, профессор. Но я смогу все исправить. Я поговорю с Машей и все исправлю.

— Никита, я не могу проигнорировать этот инцидент. Я, наверное, понимаю ваше состояние, но вы вышли за рамки разумного.

Он покорно кивнул и потянулся к своей нашивке старосты академии, по Юстина его остановила:

— Нет, я не лишу вас статуса старосты. У меня нет других достойных претендентов на эту должность, к тому же я успела тысячу раз пожалеть, что забрала повязку у Евы Елизаровой…

Она хотела сказать что-то еще, объявить о двух неделях отработки в виде проверки домашних заданий младшекурсников по трансформагии, но осеклась. При упоминании имени Елизаровой глаза Верейского снова вспыхнули ярко-синим, кадык дернулся, как будто ему вдруг стало больно глотать.

Юстина заметила, как на мгновение сжались его кулаки, и подумала, что утренний допрос не прошел для нее бесследно. Ей начинало казаться, что все необъяснимые поступки студентов в последнее время связаны между собой.

Верейский очень быстро взял себя в руки — все-таки самообладание его не подводило — и снова внимательно посмотрел на Юстину, которая все-таки закончила свою мысль.

— Я понял, профессор. Спасибо вам. Правда, спасибо.

Он поднялся на ноги и быстро покинул кабинет.

Профессор Разумовская задумчиво посмотрела на пустой стул.

Может, Маша Чумакова отказалась пойти с ним на выпускной?

Юстина посмеялась над этим абсурдным предположением и, взглянув на часы, направилась в деканат.

В самом удобном кресле как обычно восседал Богдан в компании упаковки каких-то сладостей.

— Сумасшедший день! — с порога поделилась Юстина, и тот согласно закивал:

— И не говорите, Юстина. Что творится в последнее время! Что творится. Денис! Бедный мальчик, жить бы еще и жить. Но я отказываюсь верить в то, что к его гибели приложил руку Исаев. Помилуйте, это же не-ле-по, — раздельно произнес Залесский. — Кто вообще это придумал?

— Разумеется, это дело рук кого-то другого, — раздраженно кивнула она. — И, боюсь, этот кто-то куда опаснее Марка Исаева.

— У Цареградского нет предположений?.. — Богдан забросил в рот очередную конфетку.

— Целый вагон наверняка, но я не расспрашивала. Вас на какое число вызвали на допрос?

— О, я настоял, чтобы гвардейцы приехали ко мне. Не люблю здание Магического Совета, там темно и тесно, — он поморщился, а Юстина подумала, что Залесский скорее не хочет расставаться со своими цукатами даже на пару часов. А учитывая, что какую-нибудь немаленькую должность в Гвардии занимает его протеже, добиться своего ему не составило труда. — Вы чем-то расстроены, Юстина? — озабоченно спросил Богдан.

— Честно признаться, да, — она покопалась на полках, вынула журнал второго курса и развернулась. — Этот безобразный инцидент за завтраком… ума не приложу, что нашло на Верейского. Я от кого угодно могла ожидать, но не от него.

— Чужая душа — потемки, — глубокомысленно заметил Богдан, и она еле сдержалась, чтобы не посоветовать ему засунуть свою глубокомысленность себе в задницу.

— Вы не замечали за ним странностей? Мне на ум только Повелительные чары приходят, но кому нужно заставлять парня поднимать руку на ничем в общем-то не примечательную девушку?

— А вы м-м… не связываете это с прошлогодним случаем? Помните эту отвратительную историю? Мне даже пришлось отменить очень важную встречу, чтобы провести беседу с Ветроградовым и Меркуловым.

— Ну, я бы беседой не обошлась, — обозлилась Юстина, выходя из себя. — По этим двоим Новемар плачет.

— Ну-ну, не преувеличивайте, дорогая моя! Это же молодежь, гормоны бурлят, ну пошутили, с кем не бывает…

— Помяните мое слово, Богдан, — холодно произнесла Юстина, пересаживаясь в кресло подальше от него, — пройдет двадцать лет, и вы убедитесь в моей правоте.

Залесский неловко заерзал на месте.

Она вздохнула и посмотрела в окно, за которым шел густой снег.

— Сначала история с Исаевым, теперь это. Мне кажется, я что-то упускаю, какой-то общий знаменатель. Что их связывает? — задала она вопрос в пустоту. — Родители Верейского не занимают высоких должностей, разве что брат стажируется в Гвардии, но это же несущественно. Они оба в сборной Рубербосха по крылатлону, оба на хорошем счету, по тринадцать высших баллов на Квалификации, но больше ничего общего не припомню.

— М-м, — промямлил Богдан, напомнив о своем присутствии, — если вам интересно, Юстина, — не знаю, правда, как это может относиться к делу — был один любопытный момент пару недель назад у меня на паре.

— И какой же? — скорее ради приличия уточнила она.

— Не так давно я приготовил для семинара замечательный образец Истомного эликсира…

— Все еще развлекаетесь на парах? — укоризненно нахмурилась Юстина. — Вы, кажется, снова запамятовали, что Правилами академии запрещено испытывать на студентах определенный список…

— Но как же я могу не демонстрировать действие эликсиров? — искренне удивился Залесский. — Это все равно, что запретить вам превращаться, Юстина! Молодые люди должны знать, как это пагубно, и понимать, что приворотные зелья — не игрушка. Вы будете слушать или нет? —