Виновата была Хеннесси.

Впрочем, именно в этом обычно крылись начало и конец большинства их проблем. Они не могли поступить в колледж или сделать что-нибудь, требовавшее отдельного номера страхового полиса: виновата Хеннесси. Их выгнали из клуба «Девять часов»: виновата Хеннесси. В плохую погоду у них болели зубы мудрости: виновата Хеннесси. Им пришлось прибегнуть к замысловатому плану с подделкой и кражей картины, вместо того чтобы сбагрить какое-нибудь барахло и купить ее за пачку наличных: виновата Хеннесси.

Буквально всё в ситуации с «Темной леди» было виной Хеннесси.

– Хеннесси.

В прошлом году Хеннесси продала поддельного Джона Эверетта Милле некоему Рексу Баску, мускулистому скупщику портретов и других произведений прерафаэлитов, давнему посетителю Волшебного базара. На картине была молодая пышноволосая женщина, которая держала в руке карту, прижав ее к груди и предоставляя зрителю гадать, что это – игральная карта, гадальная или вообще нечто совершенно иное. Глаза женщины намекали на самый загадочный вариант. Подделка отличалась некоторой дерзостью – безопасней было бы «найти» набросок Милле или неоконченную работу – но Баск попросил что-нибудь яркое, поскольку сам влез в некоторые денежные затруднения и хотел поскорее заработать крупную сумму. Хеннесси предупредила, что для находки эта штука слишком хороша – ее обязательно подвергнут исследованию. Продать ее можно было разве что за границу, в частную коллекцию.

– Хеннесси-и-и.

Разумеется, ее разоблачила первая же престижная галерея, в которую Баск попытался сбыть картину. Милле писал свои композиции прямо на холсте, по карандашному наброску; Хеннесси импровизировала, и, как только главный вопрос прозвучал, домино посыпалось: мазки слишком большие, олифа не та, где, вы говорите, вы нашли эту картину?

Хеннесси ни в чем не раскаивалась. Она предупредила, она сказала; Баск сам виноват, что он просто ленивый хрен.

И, разумеется, именно ему досталась «Темная леди» спустя несколько месяцев.

– Да я лучше сожгу картину, чем продам ее тебе, – сказал он Хеннесси.

Сама виновата.

Она бы уже сдалась, если бы не остальные.

Она так устала.

– Элоиза, – сказала Джордан.

Хеннесси не смотрела на девочек, но знала, что это Джордан; только она так ее называла. Хеннесси звали не Элоиза; Джордан шутила.

– Твое лицо.

Хеннесси знала про лицо. Сколько ни вытирай, толку не было. Лежа на кафельном полу кухни, она курила, и маленький черный ручеек стекал из ее ноздри по щеке.

Прошло слишком много времени с тех пор, как она грезила в последний раз.

И, поскольку их план провалился, скоро должен был появиться очередной двойник Хеннесси. Еще один цветок на татуировке, окружающей горло. Еще один шаг к смерти. Еще один шаг к тому, что все девушки на этой кухне заснут навеки.

Сама виновата.

– Это только что началось? – спросила Джун.

Бедная Джун. Она старалась как могла, и, скорее всего, второй явилась бы на зов, и ей лучше всех удавалось держаться на официальной подработке. Как и Хеннесси, она слишком много пила и любила собак. В отличие от Хеннесси, она выпрямляла волосы и любила еще и кошек. Она была второй по старшинству копией, а значит – самой сложной после Джордан.

Бедная Джордан. Она этого не заслужила. Никто из девушек не заслужил, но она – особенно.

– В метафорическом смысле, – произнесла Хеннесси, – прекращалось ли это хоть когда-нибудь?

Девушки прибирались на кафельно-латунной кухне, заваленной мусором. Она всегда была захламлена. Ею пользовались шесть мошенниц, чтобы делать пастель, смешивать пигменты, готовить клей, старить бумагу и разогревать пиццу; всё упомянутое валялось на полу и на столе, вперемежку с волосами и зубами, оставшимися после вторжения Брека. Длинные вечерние лучи из выходящих в сад окон освещали забрызганный мраморный пол, груду коробок из-под пиццы, паутину, которая обвивала висевшие на стенах медные кастрюли.

– Знаешь, кого я ненавижу? – спросила Мэдокс.

Голос у нее был раздраженный. Она всегда так говорила. Как будто в первую очередь ей передался характер Хеннесси.

– Этого ублюдочного торговца хламом, Баска.

– Хочешь потрепаться? – спросила Джун.

Она была практична. Как будто главное, что передалось ей от Хеннесси – это способ решения проблем.

– Тогда вали на улицу. Что дальше?

– Картина у того парня. Линча, – ответила Хеннесси.

– Он живет здесь, – сказала Мэдокс. – Я видела его пижонский дом. И по-прежнему голосую за то, чтобы грабануть его.

– Ты дура? – спросила Джун. – Он работает у сенатора. Думаешь, это не разойдется сразу по новостным сайтам? Слишком большой риск.

– Джун права, – задумчиво произнесла Тринити. Она всегда говорила задумчиво и как будто сердилась на себя, словно главное, что передалось ей от Хеннесси – это самоненавистничество. – Нам придется перевернуть весь город. Игра стоит свеч только в том случае, если «Темная леди» работает.

Хеннесси переглянулась с Джордан, которая стояла, прислонившись в столу, с кистями в кулаке. Трудно было сказать, о чем Джордан думала. Она смотрела на черноту, текущую по лицу Хеннесси, и трогала цветочную татуировку у себя на шее – такую же, как у Хеннесси.

Джордан имела право жить собственной жизнью. Она не была Хеннесси. Она была Джордан. Отдельной личностью, оказавшейся в ловушке чужой поганой жизни.

И в этом тоже была виновата Хеннесси.

– Мне надоело ругаться, девочки, – сказала она.

– Может, выкупим у него картину? – предложила Бруклин, стоя у раковины с совком, полным счищенной пастели. Это было внезапное предложение, в основном потому что мысли Бруклин в норме тяготели к сексу – главное, что передалось ей от Хеннесси.

– А если он не захочет ее продавать, тогда мы его уберем, так? – спросила Джун.

– Может, просто бросим это дело? Может, она вообще не работает, – сказала Мэдокс.

– Не вариант, Мэд, – ответила Джун.

– Ну или хотя бы рискнем, – пробормотала Тринити.

Причина охоты за «Темной леди» была проста. Ее свойства хорошо задокументировали: кто спал под одной крышей с этой картиной, видел во сне море. Таким образом, Хеннесси увидела бы море вместо своего обычного повторяющегося кошмара; она принесла бы в реальность чайку, или песок, или какую-нибудь другую мелочь, и это стоило бы ей гораздо меньших физических усилий, чем создание очередного двойника.

Джордан наконец заговорила.

– А что, если мы снова ее подменим?

Тринити спросила:

– То есть… вломиться в дом?

– Тот же самый план, – сказала Джордан. – Без изменений. Войдем, оставим нашу копию, заберем оригинал.