помогли мне, и я воспользовалась этой помощью, чтобы сладостно вытянуть свои ноги.

Но тогда мне стало очень холодно, и я пожаловалась на это.

«Прикройте её,» — приказал голос, который, похоже, командовал остальными.

Это не был голос Миши: тот голос звучал серьёзнее и глубже.

Люди двигались вокруг меня.

Руки, полные заботы, оказались возле моей головы и помогли ей принять более подходящее положение.

И только тогда я почувствовала, что плита, на которой я возлежала, была очень жёсткой.

И хор снова запел:

«Узрите же плоть, отданную на всесожжение. Услышьте голос, в коем больше нет мысли. Примите эту добровольную жертву, о силы небес, звёзд и земли, и признайте, что это делание прекрасно!»

Другие голоса, также хором, ответили:

«Мы пришли из мест далёких и близких. Мы пришли из семи царств воздуха, мы видели испытание героя, и мы заявляем, что он превозмог.»

Затем голос, отдававший распоряжения, произнёс:

«Михаэль, прими же меч, награду за твою победу.»

Вокруг меня раздавались какие-то лёгкие шумы. Они подходили и отступали, но никто, похоже, не ходил: не было звука шагов.

«Он схватил меч», — сказала я совершенно неожиданно. «Да, они спросили это у меня, — подумала я немедленно. — Они хотели узнать, поняла ли я, не видя этого.»

И я добавила громким голосом:

«Да, Михаэль — Миша — взял в свою правую руку меч, что был дан ему.»

Я не знаю, как я смогла узнать это.

«Ответьте ей,» — приказал голос.

И тогда первый хор запел очень милую мелодию. Слова были примерно такими:

«Да будет благословенна женщина, жертвующая себя, как узкую теснину между двух горных стен, чтобы позволить Прославленному в молчании испытать истинную силу своей твёрдости.

О все души далёкие и близкие! Поблагодарите это дитя: покрывало поверх её земных глаз не помешало ей разглядеть Истину. Но, возвысившаяся, она не ведает собственных заслуг.

Ибо здесь лежит мудрость Великого Алхимика, творца Жизни: Он вливает в женщину разъедающий яд, возвышенная добродетель которого разлагает грубые металлы, не дозволяя осесть ничему, кроме прозрачного золота.

Часто почва слишком влажна, и операция остаётся незавершённой. Жизнь чувствует её боль, и везде слышны крики о помощи.

Господин в такие времена превращается в Нечистого, и человечество воплощает его вой отчаяния в криках и деяниях гнева. Природа гневается и плюётся грязными водами, в то время, как среди людей вспыхивают войны и революции. Когда боль достигает своего пика, мать ненавидит своего сына.

Но почтите же это дитя, ибо посредством оного Магическая работа смогла быть полностью завершена.

Она возлюбила своего Господина, и Господин смог проникнуть внутрь неё, чтобы оплодотворить её и наполнить её даром Понимания.

О, Михаэль! О вольный воин речных потоков! Сук, оторвавшийся от ветви, но всё же цветущий, ты смог взять и оставить, не ослабев, ибо ты понял, что через неё твоя душа воссоединится с Ним.

Ему, Господину и Архитектору, построившему мир согласно искусной геометрии, да будут слава и преданность!

Ему, Творцу и Властителю Любви, верховного закона растворения, да будут почтение и благодарность в сердцах наших!

Михаэлю и Ксенофонте, его невесте, да будут слава, мудрость и добродетель!»

Второй хор ответил:

«Да, слава Михаэлю! И слава Невесте его!.. Слава мужчине и женщине, отдавшим себя для воплощения цикла магической любви, согласно воле Господина Жизни, Мудрого Алхимика, что простёрся с Севера на Юг, но действием противоположных сил был остановлен посредине, дабы быть распятым с Востока до Запада.

Слава Господину Жизни! Слава Распятому, чьи руки, отделившись от дерева позора, соединяются здесь в знаке радости.

Восславим же Священный Треугольник, образованный в этом месте, под старым огромным дубом, что хранит его секрет: восславим Хе, что есть призыв к деянию, излияние семени, сатанинская воля, направленная в Жизнь; восславим нижнюю точку движущейся оси, горестное Хо, что есть имя распятой плоти; и восславим Ла новой формации, точку, что есть полёт и в то же время — возвращение; ибо, как сказано теми, кто ведает ключи Мудрости, старое имя, произнесённое новыми устами, есть новое имя, есть возрождение»[57].

Хор затих, и голос, распоряжавшийся церемонией, сказал Мише:

«Михаэль, произнеси своё новое имя, ибо отныне ты воплощаешь в себе освобождённую волю Господина.»

Это был торжественный момент.

Посреди глубокой темноты воцарилась поразительная тишина.

Тогда, точно в тот же миг, когда покрывало вдруг спало с моих глаз, открывая мой взгляд удивительному свету, Миша твёрдым голосом произнёс эти три слога: Хе-Хо-Ла.

И я увидела своего героя, стоящего на невысоком холме, совсем близко от старого огромного дуба, что простирал свои толстые тяжёлые ветви над его царственной головой.

Лицо Миши источало сияние, будоражившее всю травянистую окрестность странным мерцанием, попеременно серебристым, золотистым и красным.

Это был свет, которого я никогда в своей жизни не видела.

В правой руке Миша держал огненный меч, а в его левой кисти лежала золотая сфера, символизировавшая императорскую власть.

Его казачья одежда была покрыта сверху длинной мантией, о которой нельзя было сказать, сделана ли она из блестящей органзы или льняного полотна.

Вокруг травянистой местности, справа и слева от Миши, множество сияющих сущностей вибрировали, подобно манящим испарениям.

Это и были те два хора, что пели «славословия» и «поучения» Мудрости… Благовония и музыка!

Моя плита, собранная из нескольких больших камней и свежесобранных веток, была расположена посредине лужайки.

Она была повёрнута так, что моя голова была на севере, а мои ноги — на юге.

На мне не было никакой одежды под чёрной тканью, наброшенной на моё тело в качестве покрывала.