Боюсь, если бы Оболенского не посадили, я бы к нему вернулась. Тяжёлые наркотики, вроде любви, они, мать их, такие. На них сидишь плотно, не соскочить. Но я как-то смогла. Благодаря или вопреки. А вот та девчонка, с которой я его застала — нет. Она и в тюрьму к нему ездила, и…

— Эй, красавчик, — окликнула я рыжего у бильярда, распрощавшись с Оболенским.

Лис натирал кончик кия мелом, когда я подошла.

Оболенский снова вышел то ли отлить, то ли позвонить, посадив меня в такси.

Что бы он ни задумал, в первую встречу всё равно бы не сказал, поэтому смысла засиживаться не было. Ему надо было убедиться, что я приду, прощупать обстановку, закинуть наживку. Потом он нагрянет как снег на голову проверить заглотила ли я её.

А я остановила такси за углом и зашла в клуб с чёрного хода.

— Слушаю, свет очей моих, Эвита Александровна, — обошёл меня Лис и встал сзади, так и держа в руках кий.

И в шею, засранец, выдохнул так, что мурашки побежали по телу. И пахло от него сеновалом, в том лучшем смысле слова, когда хочется забраться на этот сеновал денька на три и не слазить.

Я провела рукой по его бедру.

— М-м-м, детка, ты рискуешь, — произнёс он с хрипотцой, которая безошибочно мне подсказывала: рискую, ещё как! — Твой отец откусит мне голову, если вдруг она окажется между твоих ног.

— И не мечтай, — засунула я в его джинсы ещё одну купюру. — Скажи мне лучше где завтракал этот ловелас сегодня.

— Ты хотела спросить: с кем?

— И это тоже.

Я слегка отстранилась, а то он, конечно, парень бывалый, чтобы так легко возбуждаться, хоть имидж плохого парня и приходилось поддерживать. Но штанах у него и так выпирало нешуточно, а я тут с парнем своим как-то опрометчиво поссорилась, так что от греха.

— Тебе не понравится, — улыбнулся Лис.

— Я тебе не за это плачу, красавчик. Скинь фото, и я сама решу понравится мне или нет.

— Люблю деловых женщин, — поцеловал он меня в шею, отправив по телу врассыпную мурашки. — Считай, уже сделано, детка.

И как ни в чём ни бывало пошёл добивать стоявший напротив лузы шар.

— Скажи, а почему тебя зовут Работорговец? — нежно отняла я у него кий и, нагнувшись к затянутому зелёным сукном столу, прицелилась.

— Как-нибудь при следующей встрече расскажу, — опёрся он о стол бедром и улыбнулся, беззастенчивая разглядывая меня с головы до хвоста.

Удар вышел несильный, но точный. Шар упал в лузу. Я довольно разогнулась и вернула рыжему кий.

— Тогда до встречи, Лис.

Он довольно засмеялся. Его мягкий рокочущий, как мотор байка на низких оборотах, смех мне тоже понравился, как и его белозубая улыбка. Но мы же оба знали, что просто у меня есть для него работа и ничего кроме.

Севший телефон не позволил сразу посмотреть прислал ли он что обещал… Но я и так знала: Оболенскому надо где-то жить, кто-то должен его содержать, пока он «встанет на ноги» — он написал не только мне. Это для таких как я печатают на пачках сигарет предупреждающие картинки — мне надо увидеть, как он держит за руку другую девушку и глядя ей в глаза говорит: «Просто увидеть. Вдохнуть твой запах. Коснуться», чтобы никогда больше не думать о нём. Никогда.

Я вышла из такси у своей машины, думая, что мой день на сегодня закончен.

Но рано радовалась.

Бокал слабенького вина, может, ещё и не до конца выветрился из крови, но до своего дома несколько кварталов я уж как-нибудь доеду, решила я.

Тяжело вздохнула, глядя на тёмную закрытую подворотню, где теперь живёт моя любовь. Нестерпимо хотелось помириться. Пойти к нему и сказать, что он дурак. Да и ссора вышла какой-то глупой. Словно на пустом месте. Натянутой. Искусственной. Словно он надулся не всерьёз, найдя смехотворный повод, но вышло как вышло — нелепо, бессмысленно. Впрочем, как все наши ссоры. Как все ссоры от времён сотворения мира между людьми, что нужны друг другу.

Но я завела мотор, медленно выехала с парковки и, стараясь не привлекать в себе внимание, как все слегка пьяненькие водители, так же медленно поехала.

Не реши какая-то умная собачка перейти дорогу на пешеходном переходе. Не будь этот переход у ресторана, где мы провели с Савой чудный вечер, я бы и не глазела по сторонам, пока вслед за собачкой улицу пересекала парочка.

Но взгляд сам потянулся к мягкой подсветке окон.

Сам и остекленел: за столиком сидел Сава с какой-то рыжей девицей.

Я вздрогнула, когда сзади посигналили. Но сейчас уехать домой не могла никак.

Сделав два круга вокруг квартала, с трудом, но я всё же нашла место для парковки.

Запыхавшись, потому что бежала, вошла в ресторан. Проскользнула за спинами шумной компании, что уже выходила. И заняла место в тёмном углу барной стойки, той самой, над которой вниз головой висела обнажённая девушка с крыльями.

К несчастью, а, скорее, к лучшему, Сава сидел ко мне спиной. А вот девушка, та самая, рыжая и красивая с фото в его бумажнике — и как я про неё забыла! — ко мне лицом.

Она как раз распустила убранные в узел волосы, тряхнула богатой копной кудрей и взяла Саву за руку.

Етишкин бронепоезд! Кольцо на её безымянном пальце сверкнуло так, что будь камень в нём ещё чуть-чуть больше и ослепло бы пол зала. А так только я одна.

Ну, что ж, парень, что его подарил, мог себе позволить такой камень. Не удивлена.

А я… Я могла себе позволить поздравить их с помолвкой.

— Будьте добры, бутылку вот этого вина, — ткнула я пальцем в «Полночь» в винной карте, — вон за тот столик.

Мою просьбу выполнили почти моментально.

— Простите, кто? — растерянность Савелия Демидова, который переспрашивал официанта, я видела даже по затылку. А потом он обернулся…

Я помахала ему рукой и приветливо улыбнулась.

От милой семейной сцены, которая разразилась потом, у меня заломило зубы. Она явно настаивала, чтобы он пригласил меня к столику, он отказывался. Но я решила их спор.

— Простите, не помешала? Я дочь владельца компании, на которую Сава работает, — представилась я таким любезным тоном, что у меня свело скулы.

Сава, как истинный джентльмен, конечно, подскочил. А я протянула руку его девушке.

— Эвита Астахова.

— Отчен прыятно, — представилась она на ломаном русском и протянула руку в ответ. Бодро пожав, предложила мне стул. — Канечна. Присаживайтэсь. Простить, я плохо говорить русский.

— Английский мой второй язык, — облегчила я ей страдания. Но она не сдалась.