и даже амниоцентез, что как минимум надо взять мазок, что это в интересах... младенца.

Не знаю, слушала ли меня Амандина. Рецепты остались лежать на столе, на видном месте.

Том куда-то подевался. Наверное, играл наверху, у се­бя в комнате. Мне так хотелось, чтобы он спустился. Или хотя бы появился на верхней ступеньке лестницы. Хотелось увидеть его...

Попросить у него прощения...

Спросить... У меня еще столько вопросов к нему осталось.

Меня накрыла тень. Массивная фигура Жонаса приблизилась. Он протянул мне руку и хищно улыбнулся:

— Без обид, доктор? И перестаньте валять дурака, отцепитесь от моего сына! Я вернулся. Беспокоиться незачем. Я за ним присматриваю.

Мне надо было уходить, выбора не оставалось.

Я пыталась уцепиться за что-нибудь взглядом — за это баскское стихотворение, «Txoria txori»? За мок­рую куртку Тома в прихожей? И кроссовки его еще не просохли, Амандина об этом не позаботилась, да и где их сушить? В камине такая свалка, что огонь не зажечь.

Я вышла во двор. У стены велосипед Тома — Жонас, как игрушку, выдернул его из моей машины. Квадроцикл под навесом. Испуганные куры. Жонас наблюдал за мной, стоя у входной двери. Я смерила его взглядом и, смутившись, отвернулась. Светлые глаза в точности такие же, как у Тома, ни малейших сомнений.

Я должна сесть в машину, тронуться с места, выехать на дорогу.

И куда мне направиться?

Все ли в порядке с Томом?

У меня не было ни малейшего желания идти на работу.

У меня не было ни малейшего желания возвращаться домой к Габи.

У меня не было ни малейшего желания перестать валять дурака! 33

— Привет, Эстебан! Я думал, ты больше никогда не появишься!

Том стоял у фруадефонского источника. Эстебан, на полной скорости кативший вниз по шоссе, резко затормозил, поравнявшись с мальчиком.

— Ты без велосипеда?

— Да. Мне запретили кататься. И ходить в бассейн. — Том задрал штанину и приспустил носок. — Видишь, какой синяк!

— Ого... Это все из-за пчел?

— Ага. Мерзкие твари! Между прочим, ты меня тогда бросил!

Эстебан пристроил велосипед к камням источника. Казалось, он искренне огорчен.

— А что я мог сделать? Я думал, ты знаешь, куда бежишь. Откуда мне знать, что ты упадешь.

— Но ты мог же позвонить спасателям, когда я не вернулся?

— Не забывай, что я призрак!

Том, не удержавшись, состроил рожу.

— Ну да, ты призрак, когда тебе это выгодно! Ладно, проехали, ничья. Мне пришлось тебя заложить.

Эстебан расхохотался.

— Если я живу у тебя в голове, все равно никому до меня не добраться!

Они помолчали. Том взглянул на ферму. Никто не мог их увидеть, занавески на окнах были задернуты.

— Папа вернулся, — сказал он наконец. — И ты еще больше будешь мне нужен, Эстебан. Чтобы я мог с тобой поговорить... Потому что я останусь совсем один. Папа не часто приезжает, а когда заявляется, так только чтобы запереться с мамой в спальне. Ну, сам понимаешь, объяснять не надо. В такие дни я перестаю существовать. Становлюсь призраком вроде тебя.

— И чем ты тогда занимаешься?

— Когда могу — катаюсь на велосипеде, хожу в бассейн. А когда не могу, то закрываюсь у себя и пробую играть на гитаре.

— У тебя есть гитара?

— Самодельная. Я и не учился никогда.

— А я учился. Я найду для тебя гитару. И играть научу.

Том уставился на него, не понимая, как призрак, вышедший из его головы, мог учиться музыке. Разве что в голове у Эстебана тоже есть призрак, призрак гитариста, и так далее... Эстебан наклонился, открыл рюкзак. Том грустно улыбнулся.

— Спасибо, — сказал он. — Да ничего, папа как приехал, так и уедет. А мама потом целый месяц будет плакать. — И он снова замолчал, шмыгая носом и стараясь не разреветься. — Лучше не плакать... Если ты и правда у меня в голове, промокнешь насквозь! Знаешь, чего мне иногда хочется, когда я думаю про папу?

— Нет. Скажи.

— Чтобы он умер!

— Вот прямо так? — Эстебан зубами надорвал упаковку, вытащил печенье. Песочное, с шоколадными крошками и медом. — Тебе не предлагаю?

Том скрестил указательные пальцы.

— Только не это. Vade retro, изыди, дьявольский нек­тар.

Оба засмеялись. Эстебан прыснул с полным ртом, и Том отодвинулся, чтобы на него не попали крошки.

— Ты что, даже крошек боишься? Если бы я подавился, стоял бы и смотрел? Подвинься, я глотну воды.

И Эстебан закашлялся. Однако Том не сдвинулся с места и негромко ответил:

— Я же сказал тебе, что нельзя. Этот источник только... для мертвых.

Кашель Эстебана прекратился в тот же миг, внезапно, как проходит икота. Он смотрел, как течет из позеленевшего медного крана красноватая вода, переливается через край гранитной чаши, оставляя на камне широкий огненный след.

— Мертвых? Я видел, как вполне живые люди останавливались здесь, наполняли фляжки и...

— А какого цвета в нем вода, видел? — перебил его Том. — Она вытекает из центра земли! Прямиком из преисподней. Здешние старики называют его Источником душ, потому что...

Замолчав, Том завороженно смотрел на их двойное отражение в алой воде. Казалось, кожа с лиц содрана, осталась только окровавленная плоть.

— Да рассказывай уже! — не вытерпел Эстебан.

— Старики говорят, что когда кто-то вот-вот умрет, надо быстро набрать стакан воды из Источника душ и заставить выпить умирающего. А потом напоить той же водой из того же стакана женщину, которая ждет ребенка. И то­гда...

— И тогда?..

— Тогда его душа сможет путешествовать! И переселится из тела того, кто скоро умрет, в тело младенца, который скоро родится.

— Ух ты! — Эстебан присвистнул. — Но для этого смерть должна совпасть с рождением, надо точно скоординироваться!

— Кажется, такое уже случалось. Это очень давние истории.

Том повернулся к ферме, его взгляд скользнул по растрескавшейся стене и остановился на одном из окон.

— Мне пора идти, Эстебан. Или папа мне такое устроит! Я вообще-то и со двора не имею права выходить. — Он посмотрел на задернутые занавески. — По­ка они в спальне, я этим пользуюсь. Но ты не стесняйся, покатайся на велосипеде, сходи в бассейн, ведь если ты у меня в голове, значит, и я тоже немножко покручу педали или поплаваю, и нога у меня при этом не будет болеть!

Эстебан уже спрятал печенье в рюкзак и сел на велосипед.

— Ты все же шизанутый!

— Не уверен... Мне кажется, ты все меньше и меньше напоминаешь привидение.

Эстебан уже удалялся. Он пронесся вниз по склону и скрылся за первым поворотом, Том едва успел крикнуть:

— Я начинаю верить, что ты и взаправду живой! 34

Амандина осталась сидеть на нем верхом, хотя чувствовала, как его член опадает у нее внутри. Она уперлась ладонями в грудь Жонаса — ничего, выдержит, она почти ничего не весит — и продолжала раскачиваться, чтобы еще немного им попользоваться, прочувствовать как следует.

Ни одного мужчину она не любила так сильно. Ничего не могла с этим поделать, это плотское, физическое и химическое, он может сколько угодно изменять ей со всеми своими девками, пропадать на полгода, возвращаться как ни в чем не бывало со свежим загаром, она будет стирать и гладить его шмотки, еще пахнущие его шлюхами, никогда она не закроет перед ним дверь. И пусть те, что