— Забыл, — качает головой мужчина, — ты ведь еще не обернулась. Когда у тебя там двадцатипятилетие? Через неделю?

Дыхание мое учащается, пульс подскакивает до небес. День моего рождения ведь уже прошел… Ощущаю наливающееся в воздухе предостережение, словно сами стены шепчут: соври, соври.

— Через неделю, — голос мой хрипит, но я вроде как говорю уверенно, не видно, что лгу.

— Неделю, говоришь, — задумчиво тянет Ратимир, мой предполагаемый родственник, — что ж, значит, стоит поторопиться… Впрочем, время у нас есть.

Иду вперед, а сама еле передвигаю ногами. Они словно ватные и не слушаются, слабость во всем теле подводит.

— Время на что? — решаюсь все же спросить, ведь абсолютная тишина, разливающаяся в воздухе, гнетет сильнее, давя на мою выдержку.

— Скоро узнаешь, — ухмыляется мой похититель, — мы почти пришли.

И он оказывается прав. Вскоре я упираюсь в тупик, трогаю грязную плиточную стену, смотрю налево, затем направо, но выхода нет.

— Мы… — только хочу сказать, что заблудились, но тут большая мужская ладонь упирается в один из квадратиков на стенке, а затем она, как по мановению волшебной палочки, выдвигается вперед и вправо, открывая проход в огромную пещеру.

— Вот оно, — восклицает радостно мужчина, подталкивая меня ускориться.

Я пока ничего не вижу, только грот, в середине которого легкий обрыв, внизу которого расположено озерцо. Мы подходим к нему, но в последний момент я упираюсь, чтобы не намочить ноги. Темные воды страшат своей глубиной. Поднимаю голову и вижу сверху круглое отверстие, с которого видно Луну, освещающую это место.

— Что это такое? — спрашиваю с легким восхищением и каким-то трепетом.

Что-то внутри меня отзывается, отдаваясь вибрацией по всему телу. Безумно приятное чувство.

— Прыгай в воду, Рания, — игнорирует мой вопрос Ратимир, вот только я не слушаюсь.

Не могу пересилить себя. Никому и никогда не говорила, но я боюсь воды… Не успеваю отойти подальше, как вдруг он толкает меня, и я падаю вниз с бултыханием. Испытываю такой шок, что какое-то время беспорядочно бултыхаюсь, колошматя конечностями по воде, но все усилия напрасны. Меня затягивает в воронку, не могу дышать, разум ввергается в пучину страха и паники. Но сделать я ничего не могу, нахожусь в плену безжалостной водной стихии. И тут, в какой-то момент меня словно выплевывает на поверхность озера. Набираю в легкие больше кислорода разом, когда, наконец, могу это сделать. Боже, боже, боже…Хватаюсь за камни, подтягиваясь к суше. Ослабленная, выхожу из воды вся мокрая и еле стоящая на ногах.

— Наконец, получилось! — кричит сзади радостный Ратимир, появляясь следом за мной.

Я оглядываюсь по сторонам, не понимая, что произошло. Мы находимся там же: тот же грот, та же Луна, тот же низкий обрыв. Вот только теперь, прямо под лунными лучами, в самом центре озера стоит алтарь. Я уверена, что его не было буквально пять минут назад. Не было…

— Но как… — растерянно отползаю чуть дальше, держа руками колени, прижимая те к груди.

— Это магия Богов, — благоговейным шепотом молвит Ратимир, не спеша выходить из воды, а скорее наоборот, подгребает ближе к алтарю, на боках которого выбиты какие-то надписи. Странная письменность, неизвестная мне. — До первой кровопролитной войны, после которой, как ты знаешь, образовалась Пустошь, этот дворец принадлежал правящей династии, и не просто так. Многие уже забыли, но именно здесь… — трогает каменный алтарь осторожно, словно ласкает его. — В этой пещере появились первые драконы, получившие силы от Небесных Хранителей, если угодно, Богов, как мы называем их сейчас. Харссен Тойрэо, Пещера Первой Крови…

У меня от его тона мурашки по коже. Ежусь, странное ощущение в этом месте. В первый раз, когда мы зашли, такого не было. Что-то изменилось в пространстве. Будто за нами наблюдают, видя каждый шаг, слыша каждое произнесенное слово.

— И что мы здесь делаем? — уверена, ничего хорошего нам это не сулит.

Чувство опасности не покидает ни на секунду.

— Долгие годы я пытался прорваться сюда, — не обращает внимания на мои слова Ратимир, ведет себя, как сумасшедший, — вот только, видимо, недостаточно чист душой.

Ухмыляется ни капли не загоняясь по этому поводу.

— Так что спасибо тебе, Рания, — улыбается, хитро щуря на меня взглядом, — сегодня ты осуществишь мою мечту.

И тут что-то громыхает. Бабахает, словно кто-то ломает стены снаружи.

— Ч-что это? — спрашиваю со страхом в голосе.

Меня начинает трясти то ли от холода, то ли от ужаса или громких непрекращающихся стуков. Ратимир молчит, только приподнимает голову и хмурится.

Мне кажется, словно снизу я слышу рык, но затем снова громыхает. Наступает полная тишина.

— Все нормально, — как-то резко и слишком уж поспешно говорит Ратимир, засты соляным столбом в воде.

Он словно самого себя в этом убеждает, хотя в напряженной позе я читаю страх и панику. Но потом он берет себя в руки и прикасается к алтарю, прикрывает глаза и что-то шепчет.

— Что ж, — оборачивается, наконец, и идет в мою сторону.

Я же делаю шаг назад. Как-то тревожно, будто что-то должно произойти. Страшное, непоправимое.

— Не потерял, — достает из внутреннего кармана белый камень, по виду напоминающий мне топаз.

— Ч-что ты собираешься делать? — даже заикаюсь.

В этом месте что-то серьезно не так, словно это могила, а не святое место. Внутри все дрожит, а этому Ратимиру будто в кайф, он ничего не замечает, только с благоговением смотрит на все.

— Вызову своих братьев, дорогая племянница, — улыбается мне, как ненормальный.

Кривлю рот, чувствую, как дергается мышца на щеке.

— Ах да, раз уж тебе все равно суждено это узнать, — произносит практически змеиным тоном и подходит ко мне ближе, хватает за подбородок, вздергивая его вверх. — Хочешь знать, кто я такой?

Неуверенно киваю, вижу, что иного ответа не предусмотрено. Пока что выдаю те реакции, что он хочет узреть.

— Как я уже говорил, я — сын Эмли, его первенец, — видя непонимание в моих глаза, смеется. — Эмли — последний правитель Небесного Лога, красавица. Отец Тамилы, твоей матери, Рания.

Сглатываю. Все это плохо укладывается в моей голове.

— Неужели ты не задавалась вопросом, почему ее зовут Тамила? — вздергивает бровь, ухмыляется, но отклика на моем лице не находит. — Вот же ты, клуша материковая. — От его обзывательства у меня нутро горит от негодования, чувствую, как поднимает голову моя драконица, готовая в любой момент вскрыть ему глотку, вот только не может…

— И? Что дальше? — не выдерживаю, спрашиваю с вызовом в голосе, скрещиваю руки на груди, желая оказаться как можно дальше отсюда.