Но ничего полезного в расследование это не принесло. Размытый и темный мазок на фотографии позволил только догадаться, что этот локоть просто был, то есть преступник совсем не однорукий. А пользы от этого — чуть. Одноруких в деревне отродясь не водилось.

Надежда Прохоровна поводила лупой по фотографии, попыталась ботинки разглядеть, взгляд зацепился за некую ровную полосочку, что прочертила юбку в районе седалища. «Грязь, что ли, налипла?» — подумала упорная сыщица. Присмотрелась — нет, не грязь. Точно такого же цвета крошечный завиток выглядывал из складок юбки… Где-то на свежую краску уселся ворюга? — подумала баба Надя. На узкую жердочку похоже… Или это две прорехи, а через них темно-фиолетовое исподнее проглядывает?..

Бог мой! Да это ж два кармана!! Те самые отвисшие карманы, сшитые из более темной полоски ткани с каймой! Точно такой же, что понизу подола вьется!

Не вполне доверяя глазам, Надежда Прохоровна минуты две разглядывала нечеткие, едва угадываемые полоски темно-фиолетового цвета. И так и эдак снимок поворачивала.

Ошибки нет — тот, кто на фотографиях удирал от Карпыча, надел Глафирину юбку задом наперед.

Надежда Прохоровна, ошеломленная увиденным, отодвинулась от стола. Конечно, идейной аккуратистке и привереднице Надежде Губкиной в голову не могло прийти, что можно юбку задом наперед носить! Такая мысль в упорядоченной бабы-Надиной голове даже краешком не мелькнула! Тяжело нормальной женщине в мужские пропитые мозги влезть!

Ведь Федька?.. Ему какая разница, как в потемках бегать? В нормально одетой юбке или даже наизнанку?..

Ох и дела… Ох и поворот… Что было сразу вот так не посидеть, хорошенько все не поразглядывать…

Тетеря! Все кровавые пятна сразу в схему улеглись! Федька стащил по дороге к Карпычу Глафирину юбку, натянул ее, не разглядывая, а что-то из своей одежды под резинку юбки заправил: потому кровавый подтек и не начинался прямиком от резинки, кровь скапливалась выше в складках и стекала ниже, образуя огромное пятнище сзади между карманами!

Надежда Прохоровна близко-близко поднесла к глазам фотографию, где удирающий вор был уже немного в отдалении. Карпыч, видать, тогда уже на землю падал, камера ракурс наискосок дала, баба Надя присмотрелась и невооруженными глазами, и через лупу: на этой фотографии на месте юбки вообще было одно мутное пятно и никаких полосок не наблюдалось.

А что, если на первом снимке фотобрак? Опытная сыщицы-любительница прекрасно знала, как порой губительно бывает строить выводы на непроверенных, возможно, ошибочных данных. Надежда Прохоровна убрала снимки в верхний выдвижной ящик стола и решительно встала со скрипучего стула. Догадки догадками, а признаться надо: два толстых фиолетовых червячка на уровне карманов еще не подтверждают факт наличия этих самых карманов на заднице ворюги. Одетая задом наперед юбка превосходно укладывается в возможное развитие ситуации в ночь убийства на прошлой неделе, но если дело не довести до конца, не опросить Глафиру Терентьевну, потом все выводы могут обернуться чистейшим, стыдным фарсом.

Надежда Прохоровна как можно неприметнее прошла мимо увлеченно беседующих в горнице кумушек. Раскрасневшиеся Матрена Пантелеевна и Вера Семеновна вдохновенно обсуждали последние сериальные новости. Мимоходом удивилась: когда это Матрена успевает телевизор смотреть?.. День-деньской на огороде пропадает… И вышла на улицу. Еще проходя от дома Стечкиных, Надежда Прохоровна видела, как баба Глаша прощается с племянником у машины…

Сейчас, наверное, Глафира Терентьевна дома уже одна.

Буран разразился остервенелым лаем, когда еще Надежда Прохоровна по мостку через канаву к воротам подходила. К лаю примешивался звон тяжелой песьей цепи, баба Надя шибко пожалела, что не взяла у золовки номер мобильного телефона Глафиры, наудачу стукнула кулаком в ворота…

Дверь раскрылась почти сразу.

— Надька! — обрадованно воскликнула хозяйка дома. — Здравствуй, кумушка-голубушка! — И радушно распахнула створку во всю ширь. — Проходи, проходи, дай-ка я тебя расцелую… Карпыч мне уже рассказывал, какая ты знаменитая стала, в газетах про тебя печатают… Думала — зазналась, может?

Никакой даже чуточку сбрендившей Глафира Терентьевна не выглядела. Никаких сокрытых мыслей по челу орденоносной доярки не проскальзывало — обычная деревенская старуха с малость перекошенным после неудачного удаления зуба лицом.

Про этот проклятый зуб, надо отметить, первые полчаса разговор и был. Терентьевна в деталях рассказала о визите к бесплатному стоматологу из районной поликлиники, посетовала на собственную жадность — говорил племяш, иди, тетя Глаша, к частнику! — и усадила гостью чай пить.

— Ну, Надька, давай рассказывай, как в городе живешь.

Надежда Прохоровна кратко поделилась последними новостями, передала привет от Матрены, в гости позвала и ловко перевела разговор на деревенские события:

— Какие дела-то у вас творятся, Терентьевна… Все за замками попрятались… Я смотрю, только у тебя банька все так же за забором стоит? — Усмехнулась. — Не боишься, что шампуни с мочалками утащат?

— Ох, — отмахнулась Глафира, — какие там шампуни… Кому они нужны?

— Ну так и таз спереть могут, — не сдавалась, поддала намеков баба Надя. — Лихому человеку что обмылок, что старая тряпка…

— Точно, — серьезно кивнула собеседница, — было дело. У меня ведь недавно старую юбку сперли, Надька! Ума не приложу, кому такая ветошь понадобилась?! Я ж в ней только по огороду и не стыдилась-то ходить! Рвань рванью.

— И когда же эту рвань украли? — вроде бы невзначай поинтересовалась столичная сыщица.

— Так это… на прошлой неделе, — припоминая, нахмурилась Терентьевна. — Кажись… О! В тот день, когда Федьку Мухина пришили! Точно. Я тогда еще собралась свеклу пропалывать, пошла в баньку за юбкой и платком — глядь, Карпыч, как сумасшедший по улице чешет, а мой Буран лаем заливается. Оказалось — Федьку зарезали. Я юбку надевать не стала, думаю, приедут городские власти из района, начнут с расспросами по дворам ходить, а тута я — здрасте, здорово, пугало огородное. Надела новую. И платок чистый повязала. Старую юбку захотела от баньки прибрать, пошла — ан нет как нет! Ни платка, ни юбки. — Глафира недоуменно развела руками. — Кому понадобились?

Надежда Прохоровна как будто немного испуганно выпучила глаза:

— А ты ничего, Терентьевна, той ночью не слышала?

— Нет, — замотала головой старушка. — Я ж почти глухая стала, Надька. Только Бурана и слышу.

— А он той ночью не лаял?

— А чего ему лаять-то? От Федьки постоянно какие-то звуки доносятся, он на него реагирует, только когда тот близко подходит. А так — привык кобель. На Федьку каждый раз лаять, никакого горла не хватит.

— Так, может, кто чужой приходил?

— Нет, Буран не волновался, тихо было.

— А как, Глаша, думаешь, кто Федьку мог пришить?