позвонили в организацию и объяснили характер предстоящего события, дали понять, что это скорее разговор с соседями, чем попытка кого-то в чем-то убедить, – и вроде бы активисты не возражали. Но прийти захотели.

После телефонных разговоров, где все прошло столь удачно, я решил, что постараюсь и на обеде, насколько возможно, сохранить эту доброжелательную атмосферу. Поговорив с Эрин и Дейвом, я решил ничего не записывать ни на диктофон, ни на видео, а просто разговаривать с людьми, чтобы не создавать лишнего напряжения. Мы и без того рискуем разбиться на лагеря, так что моя встреча скорее станет попыткой прорваться сквозь конфронтацию. С этой мыслью я занялся подготовкой к выступлению на радио, предвкушая грядущую беседу в Eat’n Park.

Eat’n Park – популярная у местных закусочная возле трассы в округе Вашингтон, штат Пенсильвания, километрах в тридцати от границы с Западной Виргинией.

Я приехал пораньше, взяв с собой друга Энди, питтсбургского философа, который пишет о разуме и идеологии, и мы сидели и пытались не мандражировать. Потом приехали Дейв и Эрин, мы осмотрели наш зал, заказали чая со льдом и принялись ждать. Найнхаузеры сказали, что объездили Грин и Вашингтон вдоль и поперек до самой Западной Виргинии. Флаер они сработали отличный, так что мы сделали все возможное. Оставалось только скрестить пальцы в надежде, что люди соберутся.

Через полтора часа, к моменту, когда обед должен был начаться, нас было совсем немного. Кроме Энди, Дейва, Эрин и меня присутствовали Майк (сорок лет в энергетике, из них пятнадцать на угольной ТЭС), Нора (из «Центра справедливости для угольного края»), Трей (тоже из «Справедливости»), Нэнси (домохозяйка, в семье которой были работники сталелитейной и горнодобывающей промышленности, так что она «знала ситуацию с обеих сторон», хотя сама назвалась «защитницей природы»), Зеф (учитель из местной школы) и Стив (тот горняк, что говорил со мной по телефону). И был еще местный журналист, который не принимал участия в дискуссии.

Открыть наше собрание я попросил Дейва, имевшего огромный опыт в проведении острых дискуссий, и он блестяще выполнил задачу. Он говорил о том, что самое важное – знать, кому можно доверять. Что все люди не могут быть экспертами по всем вопросам. И что нужно найти способ преодолеть раздробленность, созданную социальными сетями. Вот мы и собрались здесь, вживую, чтобы обменяться мнениями. И независимо от того, насколько наши взгляды могут разниться, единственный человек, который может нас переубедить, – это мы сами.

Мы обошли зал, знакомясь, а потом все вместе посмеялись. Среди нас вообще не нашлось не верящих в потепление! Какие там 97 % ученых, в нашей закусочной консенсус оказался стопроцентным. Должен признать, что в первую минуту это меня разочаровало. Насколько это показательно для отрасли? Не лучше бы мне было устроить встречу в профсоюзном конференц-зале, где угольщики чувствовали бы себя на своем поле? Разве кто-то отправляется в ресторан – особенно за чужой счет, – чтобы драться за свои взгляды? Видимо, все климатические диссиденты остались дома. Эрин и Дейв выглядели слегка озадаченными. Они-то знали, что я пишу книгу об отрицании климатического кризиса, а в зале не оказалось ни одного отрицателя. Но мог ли я жаловаться на этих великодушных людей, которые проехали сотни километров, убеждая шахтеров посетить встречу с заезжим неизвестно кем… и справились с задачей! Моей целью было встретиться с шахтерами, а не с отрицателями. Я приехал узнать, что думают люди, и, может быть, я это только что узнал. Как я прочел в свое время в New York Times, «представление о том, что все шахтеры или все сообщества, связанные с добывающей индустрией, враждебны прогрессу, элементарно неверное. У аппалачских шахтеров и их жен богатая история создания организаций, защищающих здоровье, труд и окружающую среду; профсоюз горнорабочих тоже основан с этими целями». Тема сложная, и мы должны еще многое узнать друг от друга. Я испытывал благодарность.

Я предложил, чтобы первыми высказались горняки, и Майк начал разговор. Он сказал, что существуют разнообразные экологичные технологии, делающие угледобычу чище, но сегодня не видно особого стремления их вводить. И чтобы найти решение, нужны толстые кошельки. Да, люди, занятые в отрасли, это часть проблемы, но вряд ли дело только в них. Если мы соглашаемся, что уголь нам еще нужен, то как мы намерены выходить из тупика?

Следующим заговорил Стив и вновь повел речь о «фатализме» шахтеров. Твоя задача – в конце смены выбраться из штольни живым и невредимым. Что еще может быть нужно?

Нора (из «Справедливости») слегка коснулась «иерархии потребностей». Удовлетворив свои основные потребности, человек может подумать и о нуждах ближних. Но в кризисных ситуациях (когда мы сталкиваемся с экономической нестабильностью или с угрозой здоровью и жизни) этот момент отодвигается еще дальше. Нора сообщила, что у нее есть дядя, который не воспринимал потепление всерьез – не верил, что оно вызвано человеком. Но когда она рассказала о возможном воздействии на питьевую воду, дядя всерьез задумался.

Стив заметил, что ситуация целиком политическая. По телевизору об изменениях климата говорят 15-секундными репликами. Но разве этим можно изменить представления людей? Нужен поворот в умах вроде того, который произвел фильм «На следующий день» («The Day After», 1983), рассказавший о катастрофе ядерной войны. Почему в Голливуде не снимают новые фильмы о потеплении? Ведь без этого сменить взгляды большинство людей заставляют лишь финансовые или какие-то личные обстоятельства. Причем важны не только взгляды, но и поведение. Обычно в ситуациях типа нашей человек спрашивает себя: «А как это меня касается?» (Что это было? Я слышу от пенсильванского шахтера те же слова, которые слышал за 20 000 километров отсюда от мальдивского рыбака!)

Зеф (который немного опоздал) объявил, что рассказывает о климатической ситуации на уроках и надеется, что этим тоже влияет на взгляды общества.

Майк подчеркнул, что поляризацию мнений усугубляет американская партийная система. Если мы сможем, пробившись сквозь партийную риторику, донести до человека хотя бы одну мысль, которая застрянет у него в голове, – это уже прогресс. И очень важно работать с социальными сетями.

Стив согласился, что люди в наше время уже не сами верят во что-то, а получают указания.

Нэнси, подхватив тему, заметила, что именно такую цель, скорее всего, и преследуют политики. Заставить нас разбиться на лагеря. И думать, что «кто-то должен заняться проблемой» – но не мы сами.

В эту минуту я был вполне доволен тем, как идет разговор, и мы пустились в свободное и открытое обсуждение, пытаясь увидеть возможные решения проблемы. Идея встречаться с живыми людьми – что как раз и происходило – и сеять семена сомнения, чтобы собеседники могли по-новому взглянуть на вещи, показалась нам ключевой. Прежде всего людей заботят собственные работа и благополучие. Кроме того, странно тревожиться о предметах, которые ты не можешь