зыбким, я уже растекалась и готовилась волной пронестись в поисках Коди и остальных. Я чувствовала их вдалеке — как будто три светлячка в темноте. И еще один, четвертый, совсем рядом.

Аре? Но ее не должно здесь быть, вряд ли она со своими травмами способна сейчас чем-то помочь. И ее разум я знала, это была не она.

Это Эрика, поняла я. Ее нейроимплант активен, стимулятор еще действует, я могу сейчас подключиться к ней. Заметит ли она? Аре говорила, что подключение — как фейерверк, а Петер — что это как вата или целлофан. Если к Эрике никто никогда не подключался, она вообще сможет понять, что происходит?

Искушение было так велико, что я едва удержалась. Пришлось усилием воли открыть глаза и напомнить себе, что Эрика обещала выжечь мне мозги, если я это сделаю. И я не была уверена, что она шутила.

Снова закрыв глаза, я отпустила себя, и волна прокатилась вперед, до самого центра связи. Вот и Коди — я погрузилась в его разум, будто опустила ладони в нагретый солнцем песок. Мне стало хорошо и спокойно. Может быть, мое тело сейчас улыбалось.

Коди поднял какую-то здоровенную балку, я почувствовала напряжение в руках, его усиленные мышцы жгло. Коди смотрел на Петера и немного ему завидовал — тому, что он такой здоровенный и может поднять балку больше. Коди чувствовал запах паленой проводки. Коди было жарко, пот стекал между лопаток, спина чесалась. Коди хотел пить. Коди знал, что я здесь, и был рад мне. Коди любил меня и любил свою работу.

Коди не собирался ни на кого бросаться, поняла я с облегчением. Все-таки это не совсем обычная тренировка — у парней включены все усилители. Если кого-то понесет, то от серого до черного ситуация разгонится за секунду.

Надо подключиться к Детлефу. Я хорошо его знаю, и с ним легко. Это будет проще, чем пытаться одновременно держать контакт с Коди и Петером.

Я вода, сказала я себе. Однажды я была подземной рекой, водопадом и озером, и все это одновременно. У воды нет формы, и могу разделиться на столько частей, сколько захочу. Вот сейчас я хочу на две. Пусть немножко меня перетечет в другое место. В другую голову. Я могу быть и там, и здесь.

Эрика может, а я не хуже.

Я почувствовала, как часть меня закручивается в маленькую воронку. Нитка, сплетенная из воды. Маленький водяной вихрь.

Детлеф, как обычно, состоял из блесток и света. Меня едва не затянуло в его голову полностью, и лишь в последнюю секунду я удержалась. Мне казалось, что я — вода, в которую сунули миксер. Мне даже дышать было страшно, чтобы не потерять связь с сознанием одного из парней.

Детлеф пытался повалить лопасть ветрогенератора, перегородившую вход. Детлеф чувствовал, что его лоб уже обгорел на солнце, и пот заливал ему глаза. Детлеф подставил лицо под порыв ветра. Детлеф скучал по Эрике. Детлеф знал, что я здесь.

— Есть контакт, — пробормотал он. Его губы, которые я чувствовала своими, растянулись в улыбке. — Привет, Рета.

Две картинки накладывались друг на друга. Темный подвал, полный мониторов, и яркое солнце, делающее лопасть нестерпимо-белой, трава и плитка под ногами, ветер и неподвижный воздух. У меня голова шла кругом, хотелось бросить их обоих и открыть глаза, но я держалась. Воображаемый миксер крутился все быстрее, брызги разлетались во все стороны, и я почувствовала, что одна капля зацепилась за кого-то еще. Темнота и опалесцирующее нечто посреди пустоты. Петер.

Меня втянуло в его голову мгновенно, и картинка снова разбилась на куски. Теперь я словно стояла перед треснувшим зеркалом, в каждом кусочке которого отражалось разное.

Петер подпрыгнул, подтянулся и легко вылез из подвала на улицу. Петер взял у Коди балку и вытащил ее, она была совсем легкая. Петер видел сержанта Хольта. Петер слышал, как Хольт говорит ему, куда отнести балку. Петер закинул ее на плечо и пошел, и земля слегка пружинила под его ногами.

Я немного отдышалась. Постепенно я привыкла к странному разбитому изображению и теперь словно сидела перед тремя мониторами сразу — один видишь хорошо, а еще два — кое-как боковым зрением, но, если понадобится, всегда можно перевести взгляд. Или как будто со мной говорили одновременно три человека. Сплошной шум, но, если сосредоточиться, можно разобрать слова.

Петер возвращался обратно, земля под ногами пружинила меньше. Детлеф раскачал, выдернул из земли и повалил лопасть ветряка. Коди с наслаждением чесал спину.

Где-то рядом разговаривали, я не могла понять, чьими ушами слышу, и это раздражало.

Детлеф позвал Петера, вдвоем они впряглись и потащили куда-то эту пятнадцатиметровую штуковину. У Коди разрядился резак.

Кто-то продолжал болтать — что-то насчет поваленных деревьев и новостей из Агневеца. Разговор заглушил голос Хольта, который выговаривал Коди за не заряженную вовремя батарею.

Лопасть была тяжелой, волочь ее по земле, усыпанной хвоей, оказалось неожиданно сложно.

Под руками Коди был нагретый металл, ботинки скользили.

Футболка промокла от пота.

На ладонях остались ссадины.

Лопасть цеплялась за все, что встречалось на пути.

Глаза слезились от солнца.

В Агневеце они на стене так и написали — возродим нацию.

А если один сзади будет идти и смотреть, чтоб не цеплялась?

Если мы ее на плечах понесем, проваливаться будем по щиколотку.

Хольт сказал снять верхнюю пластину, тогда можно будет достать механизм, если он цел.

После обеда привезут солнечные батареи и новые накопители, заряженные, эту ночь продержимся.

Лицо просто горит.

Когда я поняла, что чувствую жар солнца на своем лице, а не на чьем-то чужом, я открыла глаза. Эрика снова сидела в соседнем кресле, Олли уже сделала ей инъекцию, и она отключилась. Я потянулась. Хотелось есть, и было приятно осознавать, что это мой собственный голод. Приятно было сползти с кресла, упереться ладонями в землю и трогать сосновые иголки. Не совсем отдавая себе отчет, я сунула горсть иголок в рот, прожевала, сплюнула. Лицо перекосило от хвойной горечи.

— Стой, — сказала мне Олли. — Вот, на.

Она протянула мне уже прикуренную сигарету. Я улеглась на живот, затянулась, потерлась о землю щекой, подгребла к себе побольше хвои.

— Что с ней? — услышала я голос доктора Ланге.

— Это нормально, — ответила Олли. — После контакта у медиатора случается короткий эпизод дереализации. Корто хорошо справляется с этим, интуитивно понимает, что делать. Нужно просто не мешать.

— Это надолго?

— Минут десять-пятнадцать.

Я быстро докурила, пока не отобрали, и перевернулась на спину. Эрика полулежала в кресле, и при