Черт возьми, да это настоящий потоп! И негде укрыться — бесполезно и думать о том, чтобы переждать на веранде одного из близстоящих домов: местные жители славились подозрительностью и в случае чего сразу вызывали полицию. Лучше не попадаться им на глаза, пусть он и промокнет до нитки. «Калифорнийская жизнь, говоришь!» И Натан громко чихнул.

Он, молодой, сильный, успешный адвокат, чувствовал себя глупым и несчастным. Смерть тяжелым грузом давила на плечи. «Что я здесь делаю?..» Возможно, Мэллори и не вернется сегодня, а если и да, то не одна, а с Тайлером. Но даже если и одна — ему нечего ожидать, кроме безразличия. Черт, промок насквозь, дрожь пробирает тело. Никогда еще он не испытывал столь отчетливого ощущения: жизнь загублена.

В тот миг, когда дождь полил с удвоенной силой, прямо возле дома остановился «порше». Натан прищурился: с того места, где он стоял, было плохо видно, но все же ему показалось, что ни Мэллори, ни Тайлер из машины не выходили. Может быть, разговаривали или… целовались? Он попытался приблизиться к ним, но стена дождя защищала кабину автомобиля от посторонних взглядов. Через несколько минут показалась Мэллори: она вышла из машины, на миг остановилась — и бегом бросилась к дому… «Порше» резко сорвался с места, обдавая грязью все на своем пути.

Миг спустя в окнах дома зажегся свет, и за тонкими шторами возник силуэт Мэллори. Что ему сейчас делать? Натан всегда гордился тем, что он — человек действия, а вот сейчас его тело и душа будто парализованы. Имеет ли смысл говорить этой женщине о своей любви?..

Вдруг дверь отворилась: это она… идет на середину улицы, разрывая завесу дождя. «Зачем она вышла… и без зонта?..» — думал он. В тот же миг небо разорвали молнии, и прогремел гром. Мэллори сделала круг на месте, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, а потом закричала:

— Ната-ан!

Свечи издавали запах корицы. Он снял рубашку и энергично растер тело полотенцем. Из-за этой погоды, из-за проливного дождя дом казался еще уютнее. В каждом углу гостиной стояли яркие цветы, а елки не было. Это его не удивило — Рождество всегда нагоняло на Мэллори тоску.

Натан развесил куртку и брюки над радиатором, завернулся в большой плед и улегся на диван — на целую груду разноцветных подушек. Ого, нечаянно потревожил кошку тигрового окраса; недовольная, что ее побеспокоили, она враждебно мяукнула. Эту большую домашнюю кошку Мэллори подобрала недалеко от дома.

— Эй, привет… не бойся!

Натан проворно схватил кошку и положил рядом с собой. А когда любезно почесал ее за ухом, та смирилась, что делит с ним территорию, и даже выразила удовольствие громким урчанием.

Натан устроился поудобнее и, поддавшись усталости, сомкнул веки. На улице бушевала гроза, молнии одна за другой разрывали небо, раздавались грозные раскаты грома.

Мэллори варила на кухне кофе. По радио звучала старая песня Вэна Моррисона, одна из ее любимых. Дверь выходила в гостиную; Мэллори наклонилась и украдкой взглянула на Натана: спит. Как всегда, когда смотрела на него спящего, она ощутила прилив нежности.

Как почувствовала она его присутствие, не зная, что он не улетел, — этого ей ни за что не объяснить. Какая-то неведомая сила внезапно заставила ее выйти под дождь и окликнуть его. Она была уверена — он где-то рядом. Не в первый раз происходило такое — между ними существовала духовная связь, прочная и вместе с тем мистическая; она никому об этом не говорила, чтобы не показаться смешной. Так было у них с детства.

Мэллори хорошо знала человека, который лежал на ее диване, — знала, как никого другого на Земле. И еще она знала: ничто не могло испугать Натана Дель Амико.

1984 год, зима. Аэропорт в Женеве

Мэллори сидела в зале прилета. Последний раз она разговаривала с Натаном три дня назад, а сегодня готовится отметить в одиночестве свой двадцатый день рождения — в шести тысячах километров от дома. Просила его не прилетать: билет на самолет Нью-Йорк — Женева стоил очень дорого, а у него не было денег. Конечно, она могла бы дать ему денег, но он бы не взял. И все же Мэллори пришла встретить рейс швейцарской авиакомпании — так, на всякий случай… Дрожала от возбуждения, внимательно разглядывая первых пассажиров, выходивших из самолета.

Несколько месяцев назад она считала, что окончательно справилась со своей болезнью, но снова сорвалась. И даже встреча с Натаном после долгой разлуки не помогла ей — слишком много испытаний для зарождающейся любви: враждебность родителей, социальный барьер, разлука… Снова стала худеть и весила уже сорок килограммов.

Вначале ей удавалось скрывать потерю веса от родителей и от Натана; приезжая домой на каникулы, она поддерживала видимость хорошего самочувствия. Но мать вскоре заметила перемены, и родители поступили как обычно: избегая полумер, нашли радикальное и, по их мнению, безошибочное решение.

Так девушка попала в швейцарскую клинику, очень дорогое заведение, специализирующееся на патологиях психики подростков. Вот уже три месяца Мэллори находилась в этом чертовом доме отдыха; если судить объективно, лечение пошло ей на пользу: она начала нормально питаться и отчасти восстановила здоровье. По все равно каждый день ей приходилось вести непрекращающуюся борьбу с разрушительной силой, которая жила в ней самой.

Врачи объяснили, что отказ от пищи вызван страданием, причины которого она должна для начала определить, если действительно хочет выздороветь. По было ли это действительно страдание? Можно, конечно, и таким образом смотреть на вещи. У нее не было ни трудного детства, ни травмы, но некое туманное чувство поселилось в ней с детства и со временем становилось все настойчивее.

Оно могло захватить Мэллори в любое время и в любом месте, например посреди улицы, когда она ходила с подругами по самым шикарным магазинам города. Достаточно ей было пройти мимо бомжей, которые спали, постелив картон прямо на снегу, — и каждый раз с ней происходило одно и то же. Никто, казалось, не обращал на них внимания, никто их не замечал, но она-то, Мэллори, видела эти красные от мороза лица, незаметные для других. Неудивительно, что никого в ее окружении не интересовали такие вот «пустяки». Она прекрасно понимала, что принадлежит к привилегированному обществу, и страдала от невыносимого чувства вины перед этой нищетой.

Последние пассажиры проходили таможенный контроль и спускались по эскалатору. Мэллори скрестила пальцы… Она снова начала есть, но в основном сделала это для него: ее отношения с Натаном — пристань ее жизни, хрустальный шар счастья, который она хотела сохранить любой ценой.

Когда девушка уже потеряла надежду, Натан вдруг появился на верхних ступеньках эскалатора. Это, конечно же, он — в бейсболке «Янкиз» и голубом пуловере, который Мэллори подарила ему на день рождения. Не подозревает, что его ждут, не смотрит по сторонам. Она не сразу подает ему знак, ждет, когда он подойдет к ленточному конвейеру за багажом. Потом решается окликнуть.

Натан оборачивается, он удивлен и счастлив. Бросает свою сумку, идет к ней и пылко целует. Она падает в его объятия, наслаждаясь драгоценными мгновениями встречи; нежно прячет голову на его плече, вдыхая его запах, как пьянящий аромат духов. Ей так спокойно в его объятиях. Она закрывает глаза, и на минуту ей кажется, что вернулось детство, когда не было тревог и трудностей.